Гомбо и Эрдэнэ сидели за столом в комнате общежития и трудились над письмом дедушке. Писал Эрдэнэ, прочитали написанное, порвали в клочки и выбросили. Писал Гомбо, прочитали и тоже выбросили. Сердились, молчали, смотрели в окно.
Плыли по небу облака, какие же они забавные: вот спешат овечка, козочка, за ними телочка и мохнатый верблюжонок. Ветер гнал их с востока на запад. Минуя горные увалы, они потерялись, растаяли. Едва очистилось небо, на восточной кромке его вновь причудливо заклубились облака. Эрдэнэ задумчиво щурился, голос у него тихий:
— Думаешь, откуда плывут?..
— Вчера были над дедушкиной юртой, а сегодня здесь...
Плывущие по небу облака терялись в молочной дали; братьям казалось, что и они далеко, в родных степях: все близкое, все дорогое... Вот и юрта дедушки, и верблюд на сером увале возле чахлого куста. Прислушались, где-то близко свистнул сурок, потом второй, еще громче. Эрдэнэ соскочил со стула, смешно подпрыгнул.
— Ты что? — засмеялся Гомбо.
— Смотри, смотри! — закричал Эрдэнэ. — Мой буланый обогнал твоего серого на две головы!
— Ох ты! Когда это было, чтобы буланый обогнал? Спроси дедушку...
— Спроси, спроси!.. Вот он сидит у печки, курит трубку...
Оба расхохотались.
Гомбо выпрямился, схватил за плечи брата, повалил на пол.
— Орешь, что твой буланый обогнал моего серого? Да?!
— Ору и орать буду!
Братья вцепились друг в друга. Возились, пыхтели, опрокинули стулья. Эрдэнэ победил. Сидели на полу красные, вспотевшие. За окном темнело небо, звезды, густо рассыпанные по нему, насмешливо перемигивались. Гомбо отвернулся, Эрдэнэ тоже. Одолевали их вновь воспоминания. Побывали у Красного озера, собрали в плотную отару непослушных баранов и коз, вытаскивали из капкана тарбагана, и он оцарапал руку Гомбо, ели сладкие пенки и творог, запивая густым чаем. Громко спорили, что лучше: холодная баранина с кумысом или хорхок — кусочки баранины, уложенные в шкуру козла, плотно зашитые и зажаренные на углях костра. Хорхок никто не умел готовить так вкусно, как дедушка. Это знали пастухи ближних и далеких степей.
Лишь поздно вечером родилось письмо.
«Милые дедушка и бабушка, перед вашими глазами только степь и стадо, а мы учимся и работаем в мастерской. Знаем, дедушка спросит: а накормит ли всех бараниной ваша мастерская? Не сердитесь, после окончания школы мы торопились в юрту помогать вам. Не вышло. Правительство нашей Родины направляет выпускников школ на производство — на фабрики, шахты, заводы, транспорт, в мастерские. Разве вы против? Мы долго выбирали себе дорогу, выбрали... Самое красивое впереди. А что? Не скажем. Ты ведь, дедушка, всегда обрывал сказку на самом интересном и говорил: «Завтра, завтра...» Пусть бабушка пошлет нам немного вяленого мяса, сухого творога и сыра. В столовой мясо жирное и в обед и в ужин, но вкусней бабушкиной еды нет...»
