— Бабушка, у Цэцэг жар!
— Простыла, — засуетилась Дулма.
Дедушка взглянул на Гомбо.
— Ты не простыл? Голова не болит? Не стыдно ли, простудил девушку, мужчина!
Эрдэнэ тоже грудью вперед на Гомбо:
— Не мог костра разжечь?
Гомбо вяло отбивался:
— Какой костер? Ветер сшибал с ног...
Дедушка постукивал по столу пальцами — сердился.
— Куда вы ускакали? Мы вас разыскивали! Ты что, не видел, каким было солнце?
Гомбо отмалчивался. Дулма натерла грудь Цэцэг бараньим жиром, дала выпить настойку из травы, накрыла дрожавшую от холода больную двумя одеялами. В юрте стихло, только потрескивал огонь в печурке да под бараньей шубой не умолкал приглушенный шепот. Дедушка ухо насторожил.
— Эх ты, жирный суслик, перепугался? В бурю страшно было, да?
— А ты за дедушкин халат спрятался... Не страшно было, да? Еще пищишь, как придавленный козленок!
Послышалась возня. Дедушка громко закашлял. Юрту накрыла тишина; даже под бараньей шубой стихло.
В полночь юрта всполошилась. Цэцэг, пылая жаром, вскакивала с постели, рвалась бежать, кричала:
— Солнце! Оранжевое солнце! Лови его, Гомбо, лови!!!
Бабушка едва с ней справилась, успокоила Цэцэг, положив ей на голову мокрое полотенце. Утром все еще были в постели, Цэцэг уже на ногах. Затопила печурку, налила воды в котел. Бабушка поднялась с лежанки, схватила Цэцэг за руку:
— Ложись в постель! Зачем вскочила, ты же больна!
А Цэцэг смеется:
— Что вы, бабушка, это вам приснился сон, — и она, красиво изгибаясь, будто танцуя, легко проплыла по юрте.
Ярче всех сияли глаза Гомбо.
Дулма недоумевала, подошла к Цого, глаза ее испуганно спрашивали: что же будет? Он бородку пощипывает, хитрая улыбка скользит по его лицу:
— Не тревожься, Дулма, молодое — кумыс крепкий, кипит, пенится; старое живет покашливая, идет прихрамывая... Гомбо, Эрдэнэ, пошли, юрту будем разбирать, кочевать надо на новые пастбища...
У Дулмы глаза расширились. Постояла молча и принялась свертывать одеяла, кошмовые коврики, складывать посуду. Цэцэг помогала ей. Гомбо и Эрдэнэ вынесли печку. Цого уже развязывал веревки, натянутые на покрышку юрты.
...По голубой поляне неба плывут одинокие облака, по степной равнине медленно двигается на юг караван. Солнце светит в полную силу, и облака горят веселыми отсветами, голубеет бескрайняя степь. Караван поднимается на песчаный холм, посмотрите на него: в небесную голубизну врезаны живые силуэты, они плавно покачиваются. Впереди на рослом верблюде едет Цого, за ним шагают шесть тяжело навьюченных верблюдов и шесть лошадей. Дулма тоже на верблюде, между горбами которого торчит труба от печурки, а по бокам в просторных сумках позвякивает посуда. В руках Дулмы узелок, она бережно держит его. Гомбо, Эрдэнэ и Цэцэг на лошадях. Они гонят стада. Собаки, зная свои обязанности, ревностно помогают, не умолкает их отрывистый лай.
