День за днем Синтия убеждала себя, что жизнь — это бремя обязанностей, это чувство ответственности. Что посеешь, то и пожнешь. Значит, надо еще больше мужества, еще больше самоограничения. Штопать свитера девочкам. Самой натирать линолеум. Зажигать в гостиной одну лампу, а не две. Не менять старый черный телефон на модный белый.
Синтия научилась стойкости. И, как многие стоики, стала замкнутой. В последние годы они с Джоном почти не разговаривали. Постепенно недовольство самим собой он перенес на нее; как ей объяснили врачи-наркологи и социальные работники, к которым она обращалась за помощью, это называется «процесс отождествления».
Проснувшись как-то ночью, она увидела, что он стоит над ней и смотрит остекленевшим, безумным взглядом. На лице у него плясали темные уродливые тени.
— Ты мне противна! — заявил он ликующим, дрожащим от радости голосом человека, сделавшего потрясающее рткрытие. Синтия подняла руку, чтобы его оттолкнуть. Он отшатнулся, выключил свет и, спотыкаясь, ушел. Утром она обнаружила его внизу, в подвале; он спал сидя, прислонившись к высокому детскому стулу, и Синтия почувствовала настоящий ужас при мысли, что он, вероятно, пытался на него взобраться.
Это был предел падения. Синтия могла только повторять себе, как заклинание: никто не заставлял тебя за него выходить. Теперь ты мать его детей. Терпи и утешайся тем, что ты живешь в самой богатой, самой свободной стране в мире. Ничего не поделаешь.
Каждый вечер они, сидя рядом, смотрели телевизор — и каждый при этом дорого бы дал, чтобы оказаться в другом месте, подальше отсюда. Джон сидел развалившись, свесив с подлокотников длинные вялые руки, стараясь сдержать отрыжку от пива (при ней он ничего крепкого не пил). На носках у него какой-то пух, щеки подернуты красноватой сеткой лопнувших сосудиков. Синтия, в шлепанцах располневшая, листает журналы с моделями одежды, вспоминает себя прежнюю и свою прежнюю фигуру — и тут же торопится забыть. Ее мозг все время напряжен и чем-то стянут, как волосы, которые она уже много лет зачесывает назад и стягивает в пучок тугой резинкой.
В субботу они куда-нибудь шли, чаще всего в кино, а потом заходили выпить пива, но ненадолго, потому что надо было успеть отпустить очередную няньку, которая сидела с петьми. Сколько их перебывало в доме — этих самоуверенных молодых девиц с неизменными сумочками через плечо! Из года в год Синтия, прощаясь, провожав каждую завистливым взглядом — и мечтала поменяться с ней местами. Оставить ее тут, а самой уйти.
