ду окунуть голову. В следующий миг я сделал это и не успел>
опомниться, как уже жадно глотал воду. Тут же мной овладело
такое чувство, будто я участвовал в каком-нибудь .отвратитель
ном преступлении -- например, в людоедстве -- идем заслужил
вечный позор.
Я пришел в лагерь без четверти час, точно два'часа спустя после того, как покинул его. Впрочем, теперь это был уже не лагерь, а просто гранитная плита, на которой лежало связанное в тюк мое имущество.
Лишь гул воды да стук падающих камней нарушали тишину плато. Я сидел десять минут, наслаждаясь одиночеством-в этом могучем горном амфитеатре плюс полным бездельем. Затем взгромоздил на себя ношу и двинулся в путь. Теперь нас было только трое, поэтому на каждого пришелся больший груз, нежели тогда, когда мы шли сюда.
От усталости я стал невнимательным и, вместо того чтобы идти по лугу вдоль ручья, уклонился на север и забрел на морену. Теперь меня отделял от луга трехсотметровый спуск.
Это был кошмар. Каких-нибудь триста метров, но камни предательски качались, не позволяя идти быстро. Я видел наш базовый лагерь, коней, людей у костра, зеленую траву, но расстояние никак не хотело сокращаться. Я чуть не рыдал от исступления...
В конце концов я спустился и добрел по благословенной травке до тени. Тень... наконец-то!..
Часом позже мы шагали в Кауджан. Гора победила -- во всяком случае, пока что.
В ОБХОД
В конце третьего луга, на густой зеленой траве возле речки, ожидая нас, по-турецки сидел Абдул Рахим. Он сидел тут уже несколько часов, каким-то загадочным путем узнав, что штурм не удался. Абдул Рахим принес нам по большой лепешке.
-- Сам испек для вас,-- сказал он.
Вежливо подождав, пока мы кончим есть, он объяснил, что заставило его выйти нам навстречу.
-- Случилась беда. Утром, еще в сумерках, мой племянник Мухаммед Наин забрал ружье и пошел охотиться на сурков. Влез на гору, засел в засаду. Часов пять спустя слышу выстрел. Смотрю в ту сторону и вижу: мой Мани (так Абдул сокращенно звал племянника) падает с горы. Я взбежал по склону, как козел, нашел его. Лежит будто мертвый. Принес его в айлак. Он сильно разбился. Боюсь, что умрет. Только ваши лекарства могут спасти его.
Забыв про свои горести, мы помчались вперед, чтобы догнать погонщиков, пока они не ушли в долину Париан со всеми нашими вещами, включая медикаменты.
В глухом каменистом ущелье Аб'дул Ра-хим (до тех пор он шел босиком, неся ботинки на шее) остановился, чтобы обуться. Я поглядел под ноги: никакой разницы, тропа "i'a же. Может быть, подобно ирландским крестьян? (о них говорят, что они идут босиком до дверей церкви), он почувствовал, что приближается цивилизация? Как раз в это время мне пришлось задержаться по неотложной естественной надобности. Мои товарищи ушли вперед, а когда я продолжил путь, у меня перед глазами маячили следы Абдула Рахима. Его ботинки были подбиты резиной от американской покрышки и печатали задом наперед марку "Таун'к Каунтри". Получалось: иртнуаК н'нуаТ, ирт-нуаК н'нуаТ, иртнуаК н'нуаТ". Снова и снова, до бесконечности, пока эти мудреные слова не превратились в магическое заклинание. "Таун'н Каунтри... Таун'н Каунтри". Я шел как в трансе, словно буддист, который бредет к святым местам, бубня свое: "Ом майи падмэ хум, ом мани падмэ хум". Кончилось тем, что я, совершенно ошалев, сбился с тропы и был наказан спуском, который был ничуть не легче вчерашнего, когда мы возвращались с ледника...
