— Мадемуазель Дорис Фридериксен.
— Ага, — сказал стюард, — мадемуазель Дорис. Она уже несколько лет входит в ближайшее окружение президента, является близкой подругой его превосходительства. Но некоторое время назад, примерно с полгода, она ввязалась в историю с одним итальянцем…
— Молодец, заработал! — воскликнул незнакомец и щедрым, жестом засунул купюру в карман стюарда.
Стюард снисходительно усмехнулся и закурив, развалился на сидении.
— С неким Сальваторе Манцони, представителем фирмы «Джоваттини Ганзатти».
— Где он живет?
— В отеле «Хилтон».
Бомон поощрил стюарда еще одной купюрой.
— Хотите, я назову вам номер его телефона? — предложил стюард.
— Нет, дружок, номер я узнаю сам. В нашей игре тот, кто плохо ответил на последний вопрос, лишается предыдущих призов, — сказал Бомон, быстро вытаскивая купюры из кармана остолбеневшего от неожиданности стюарда. — Но все равно — спасибо.
Жослен приветливо помахал ему рукой и вышел из машины.
Вечером того же дня мадемуазель Дорис Фридериксен ужинала с президентом Нджала в каминном зале его парижской резиденции. В огромных, во всю стену, окнах полыхал закат. Его красноватые блики ложились на резные деревянные панели, чертили затейливый узор на белом ковре, закатные лучи дрожали и рассыпались в старинном хрустале… Эту вечернюю идиллию прервал телефонный звонок. Трубку снял секретарь президента.
— Это звонят вам, мадемуазель Фридериксен, — после секундной паузы сказал он Дорис.
— Это мадам, — добавил он тихо, когда она подошла ближе.
— Какая мадам?
— Мадам Кло.
— Да, хорошо, я поговорю с ней, — сказала Дорис, кивком головы отсылая секретаря.
— Алло!
— Дорис?
— Да, это я, мадам.
— Сальваторе просил передать, что завтра будет вас ждать.
— Ах, Сальваторе! Конечно, я обязательно приеду. А когда и где он хочет меня видеть?
— В двенадцать часов, в отеле «Хилтон», номер тысяча пятьдесят шесть.
