Исмаил очнулся с вопросом, который следовал за ответом, данным ему во сне. Он знал, что этому сну нельзя не верить. Этот человек… обманул его! Теперь Исмаил как бы взвешивал и просеивал свою недавнюю жизнь с момента, когда он впервые себя осознал, до того дня, когда лукавый Севд передал ему приказание Синана стать охранником на внешней стене.
Родился Исмаил двадцать три года назад в городке Бефсан к северу от Иерусалима, в семье работящего и богобоязненного красильщика Мансура. Он был младшим. Домашние души в нем не чаяли, а он, получая всегда, что хотел, постепенно сделался настоящим тираном своего семейства; Подростком недолго учился в наилучшем дамасском медресе, но очень рано жизнь стала казаться ему пустой и нелепой, науки ничтожными, а люди его утомляли. И однажды, когда он бездумно лежал под сливой на берегу ручья, скрываясь от всех и всех ненавидя, к нему приблизился некий бродячий проповедник — исмаилит… Он знал свое дело. И через пару часов новообращенный юноша, ни с кем и ни с чем не простившись, радостно шел за ним, сам не зная, куда… Спустя неделю, на двадцатый день месяца мухаррама, он оказался в горах, в загадочном замке в компании четверых сверстников. Их поместили в одной большой комнате без окон, с жесткими циновками. Кормили скудно… И появился Синан, ответивший на вопросы. Он хотел полного подчинения в обмен на рай и обещал его показать. Хоть завтра.
Но прежде, сказал, познакомит их с фидаином, который уже в раю, но ненадолго вернется… По вызову.
В главной зале перед креслом имама на серебряном блюде лежала отрубленная голова. Она была в кровоподтеках. Несмотря на это, они все узнали эту голову. Новообращенные юноши узнали фидаина, о котором известно было, что Старец Горы послал его в город Тивериаду. Там его схватили и обезглавили. Он попал, как и было ему обещано, прямо в рай.
Синан протянул к окровавленной голове свои сухие жилистые ладони и замер, зашевелив губами. Голова ожила, задышала, захлопала веками.
— Гасан, — медленно сказал Старец, — рассказывай, где ты, что видишь, что делаешь.
Голова зашевелилась, окровавленное лицо озарила улыбка. Рассказ был недолог. Гасану не терпелось вернуться в рай — к женщинам, яствам, божественным винам…
— Хочешь ли ты опять в наш мир, Гасан? — спросил Синан напоследок.
— Нет, нет, повелитель, — молвили уста. — Ты хочешь меня наказать? Я верно служил.
— Что же, — кивнул Синан, — будь по-твоему.
Новообращенные были потрясены.
