Только Тьюк лучше, думал Виллем. Тьюк сильнее. Страшнее.
Взлетел меч. И один из двух упал, кровь хлынула, забрызгав придворных, колонны… все. И оставшийся Джиндус, тоже в крови, остановился, подняв меч.
А дым все вился вокруг, и волшебство било молотом: магия, нацеленная в магию. Виллем пошатнулся, не видя, что ударило его, только почувствовав и метнувшись назад, в переулок, где брань, и вопли, и крики мужчин отдавались от чего-то, чего здесь вовсе не было.
Магия хлестнула его бичом. Темная, злая, страшная, она исходила от старика — от старика, вставшего среди теней, над Тьюком, пятившимся перед атакой троих людей Джиндуса.
Змеи, подумал Виллем. И у них на пути вдруг оказались змеи.
Но при этом он открылся, и магический удар остановил сердце, и он упал на четвереньки, пытаясь подняться, защититься от этого старика. От чего-то, чего здесь не было, но почти было. Оно жаждало крови. Оно пило кровь. Оно становилось сильнее. Еще сильнее.
Но оно было еще и безумным. Безумным, низким и злобным.
«Меня здесь нет», — думал Виллем. Значит, остался только этот старик. Мифринс. Он как раз…
Железная рука вздернула его с пола, поставила на ноги, и перед ним, между ним и тем стариком, протянулся меч в сильной руке Тьюка.
«Нас здесь нет», — быстро подумал он.
Тьма взметнулась к потолку, как вставший на дыбы конь, и обрушилась на пол, расползаясь сразу во все стороны. Она волнами разбилась о стены, вспенилась и потекла назад, волны набегали одна на другую с воплем, отдававшимся у Виллема в костях. Люди падали, на ногах остался один старик Мифринс, и он поднял посох, засиявший небывалым светом, невиданным в целом мире. Глаза отказывались видеть его. Сердце отказывалось запомнить его. Уши отказывались слышать звук, грохотавший в зале, во дворце, в стенах.
Рука Тьюка, сжавшись, едва не выбила из него дух.
— Демон! — крикнул Тьюк ему в ухо.
Это был демон. И посреди бурлящего дыма остался всего один человек, и Мифринс закричал, и кричал, и кричал.
«Я этого не слышу, — сказал себе Виллем. Но совсем закрыться не сумел. — Тьюк этого не слышит. Нас здесь нет».
Наконец все кончилось. Дым исчез. Остались только кости и черное одеяние, и среди них — обугленная палка. И трупы вооруженных людей. И Джиндус, неподвижно уставившийся в потолок и белый как пергамент.
И глубокое, глубокое молчание в этом зале.
Снаружи, вдалеке, может быть во дворе, кричали. Снаружи еще остались живые.
— Как я понимаю, это был волшебник, — сказал Тьюк, разжимая руки. — Ты цел, мальчик?
