Джерик, прислонившись затылком к столбу, осторожно дышал, пока боль не отпустила и сердце не перестало бешено колотиться, и земля не перестала шататься под ним. Из-под полуприкрытых век он наблюдал за Хассалом.
«В следующий раз, — думал он, глядя на завитки, вылетавшие из-под металлического лезвия, — в следующий раз я сделаю это здесь… Пусть он даст мне работу. Рыбачья лодка. Господи, что за безумный каприз движет им? Что случилось с лодкой? Зачем она им? Ведь у колдеров полно судов, зачем им эта старая калоша?»
Все вокруг, казалось, сошли с ума, а больше всех — хозяйка и Гончая. А он? Он всего лишь прохожий, пойманный в ловушку в этом месте, самом сумасшедшем месте гибнущего мира, мира, где зло ценится намного больше добра, а боги не желают восстанавливать справедливость.
Богохульство опасно мертвому человеку. Он не хотел об этом думать. Он не знал, как удавалось колдерам побеждать, и был ли какой-нибудь из всего этого выход. Видимо, он так и умрет, не узнав этого. Никто из Палтендейла этого не узнает.
Солнце передвигалось по небу, и тень покинула место, на котором сидел Джерик. Солнце стало припекать, и по бокам его заструился пот, разъедая порезы. Но все это не могло сравниться с болью в распухшей ноге, в растянутых мышцах и содранной коже. Кроме того, он хотел пить. И колени, и локти его болели, когда он задевал ими землю. Он старался вообще не шевелиться. Он думал, что Хассал ждет от него извинений.
Хассал вытер лоб и отправился вверх по склону, к дому, будто ему не надо было сторожить пленного. Он пошел пить. Джерик высунулся из-за столба и, увидев, что Хассал подошел к бочонку с водой, снова принял прежнюю позу. Теперь он смотрел на остро наточенный струг и молоток, лежавшие возле лодки.
Он смотрел на них и думал, что Хассал не грубое животное, за которое он его поначалу принял. Он подозревал, что Хассал с умыслом оставил его рядом с инструментами. Гончая прекрасно понимает, что ему, охромевшему, уже ничего не сделать, и Хассал сейчас только потешается над ним.
Отчаяние сжало ему горло, увлажнило глаза, солнце и море заволокло пеленой. «Нет надежды, — сказал ему внутренний голос — Нет надежды, надежды нет; когда сумеешь их достать, их здесь уже не будет, если ты вообще когда-нибудь сможешь дойти до них, или если доживешь до того времени, когда поправишься…»
Хассал вернулся с холма. Он принес глиняную чашку. Заслонив Джерика от солнца, он присел на корточки и предложил ему питье. Лицо его было сурово, но в глазах что-то светилось, чего Джерик раньше не замечал.
