Не только Гейл смотрел на нее. У невысоких перил, наверху, стояли три человека. Еще снизу, с лестницы, поэт узнал обоих врачей и инспектора полиции.
– Добрый вечер, Гейл, – сказал Уилкс. – Разрешите вас познакомить с инспектором Дэвисом.
Гейл кивнул.
– Насколько я понимаю, – заметил он, – инспектор тут по делу.
– И дело это не терпит, – добродушно сказал Дэвис. – Пойду в деревню. Кто со мной?
Уилкс пошел с ним, а Гарта придержал за рукав его друг.
– Гарт, – сказал он, – простите меня. Я встретил вас вчера не так, как встречают друга. Нам с вами довелось распутывать странные дела, и я хочу с вами поговорить об этом деле, нынешнем. Сядем на скамейку, хорошо?
Они сели на железную скамью, с которой были видны и пляж, и море, и Гейл прибавил:
– Расскажите мне, пожалуйста, как вы додумались до того… ну, до чего додумались.
Гарт долго глядел на море, потом сказал:
– Вы приглядывались к Саймону?
– Да, – ответил поэт. – Значит, вы подозреваете его?
– Понимаете, – начал Гарт, – расследования показали, что он знает больше, чем говорит. Туда он явился раньше вас и не хотел сообщать поначалу, что же он видел. Мы догадались, что он боится сказать правду.
– Саймон вообще немногословен, – задумчиво сказал Гейл. – Он мало говорит о себе, значит – много о себе думает. Такие люди всегда скрытны – не потому, что они преступны, и не потому, что они коварны, а просто от мрачности. Он из тех, над кем издеваются в школе, а они никому не жалуются. О том, что его мучает, он говорить не может.
– Не знаю, как вы угадали, – сказал Гарт, – но так оно и есть. Поначалу думали, что молчание его – знак вины. Оказалось, что все сложнее, все у него перепуталось самым роковым образом. Когда он начал подниматься на холм, он увидел то, что поразило его сумрачную душу. Амос Бун стоял над обрывом, черный на фоне зари, и странно размахивал руками, словно собирался взлететь. Саймон решил, что он сам с собой разговаривает или что-то поет. Потом Бун ушел в деревню, скрылся в сумерках; а когда Саймон влез на вершину, он увидел, что внизу, на песке, лежит наш мертвый хозяин.
– С тех пор, – предположил Гейл, – Саймон повсюду видит акул.
– И тут вы правы, – сказал Гарт. – И тень на занавеске, и туча на небе кажутся ему акулой с поднятым плавником. За такую акулу примешь что угодно. Любой длинный предмет с треугольником наверху перепугает человека в его состоянии. Пока он думал, что Бун убил беднягу издали, заклятием, мы не могли ничего из него выжать. Нам нужно было его убедить, что мистики тут нет. И мы его убедили.
