Вандам посмотрел вниз, будто ожидал увидеть на камнях останки исчезнувшего филантропа-самоубийцы. Там чернел лишь небольшой предмет – быть может, пистолет, который видел патер Браун.
Между тем Феннер подошел к другому окну. Составляя часть той же неприступной и гладкой стены, окно это выходило не на боковую улочку, а в маленький парк. Там, в одном месте, группа деревьев мешала разглядеть, что делается на земле. Но эти деревья были очень невысокими по сравнению с огромным массивом, воздвигнутым руками человека.
Феннер и Вандам повернулись к комнате и переглянулись. Сумерки сгущались, и на полированных досках столов и конторок последние серебряные отблески дня подергивались пеплом. Словно раздраженный этим сумеречным освещением, Феннер повернул выключатель, и электрический свет озарил все детали сцены.
– Как вы только что заметили, – мрачно проговорил Вандам, – никакой выстрел, произведенный снизу, не мог причинить ему вреда. Кроме того, попади в него пуля, он все-таки не мог бы растаять, как мыльный пузырь.
Секретарь, еще сильнее побледневший, сердито взглянул на желчное лицо миллионера.
– Откуда у вас такие зловещие предположения? Пули, пузыри! Почему бы ему не быть в живых?
– В самом деле, почему? – ласково ответил Вандам. – Скажите мне, где он сейчас, и я объясню вам, как он туда попал.
После паузы секретарь хмуро пробормотал:
– Да, вероятно, вы правы. Мы наткнулись как раз на одно из тех явлений, о которых недавно говорили. Могло ли вам или мне прийти в голову, что в проклятии что-то есть? Но… естественным путем… что могло случиться с Уиндом здесь, в этой комнате, за закрытыми дверями?
Мистер Эльбойн из Оклахомы стоял в это время посреди комнаты, широко расставив ноги, и его круглые глазки и белый венчик волос, казалось, излучали удивление. Тут он вставил, рассеянно и с неуместной дерзостью:
– Вы его не очень-то любили, мистер Вандам, а?
Длинная желтая физиономия мистера Вандама еще больше вытянулась, но он улыбнулся и спокойно ответил:
– А вы, помнится, сказали, что шквал, надвигающийся с Запада, сметет с лица земли всех наших великих мужей, как пушинки чертополоха?
– Помню, я сказал, что сметет, – наивно подтвердил человек с Запада, – но, черт возьми, как он мог бы смести?..
Наступившее молчание было нарушено Феннером, который сказал с резкостью, близкой к запальчивости:
– Ясно одно: ничего не случилось. Ничего не могло случиться.
– О нет! – донесся из угла голос патера Брауна. – Случилось!
