Теперь я всего боюсь.
Я перелистываю книгу, лежащую на коленях, и стараюсь не смотреть на часы.
«Где же твой папа?» — мысленно спрашиваю я у Лео. Я не хочу, чтобы он волновался, и потому не говорю этого вслух. Не хочу думать, что он слышит все, что происходит вокруг, и волнуется, потому что не может задать вопросы, ответы на которые приободрили бы его. Убедили бы его в том, что все будет в порядке. Я буду волноваться вместо него. Его задача сейчас — выздоравливать. Потому что теперь все зависит только от него. Искусственная кома, в которую его поместили после операции, уже должна была пройти. Химические последствия наркоза уже прошли, врачи пытались разбудить его, на снимках МРТ видна активность мозга. Но он не просыпается. Не просыпается! А это значит, что Лео, мой Лео, мой семилетний сыночек, который хотел бы каждый день надевать костюм супергероя… Мой Лео, который обожает гренки с сыром и шпинат, зато ненавидит брокколи… Мой Лео, который до сих пор пытается найти доказательства того, что Кейт — шпион… Теперь мой Лео решает, когда он проснется. И проснется ли. Теперь его судьба — в его пухлых ручках.
Я принимаюсь грызть ноготь на большом пальце. Мое беспокойство сейчас похоже на затвор многоствольного орудия — каждый ствол медленно занимает свое место, курок взведен… И когда палец нажмет на спусковой крючок, уже ничто не будет прежним.
11:03. Время на моих часах. 11:03. Он должен был позвонить. Не для того, чтобы успокоить меня, чтобы сказать, что с ним все в порядке, — раньше он никогда не поступал так. Он должен был позвонить, чтобы узнать, как Лео. Не было ли каких-то изменений.
Когда я пыталась дозвониться до него раньше, его мобильный был отключен. «Отключен или разбился, когда Кейт попал в аварию? Отключен или заперт в шкафчике у Кейта на работе, и вскоре мне позвонят и сообщат о том, что случилось? Отключен сейчас или отключен навсегда?»
Что я буду делать, если с Кейтом что-то случится? Как я справлюсь с этим? Справлюсь ли я вообще? Наверное, но как я тогда буду делить свое время между палатами Лео и Кейта? Муж и сын… Как разорваться, чтобы быть с ними обоими одновременно?
Вот она, анатомия тревоги: ты становишься иррациональной, ты проигрываешь в голове сценарий за сценарием, и вскоре самое разумное объяснение происходящего уже не кажется тебе таким уж вероятным.
У меня диплом психолога, я защитила диссертацию по клинической психологии и знаю, что сейчас со мной происходит. Я должна держать себя в руках. Но я не могу. Только не сейчас. У меня нет сил на это. Если я приготовлюсь к самому худшему, любое другое развитие событий покажется лишь досадным недоразумением. Тогда я пожму плечами, стоически улыбнусь и сумею сохранить спокойствие духа. Кроме того, родители считают, что я недостаточно пользуюсь своей научной степенью, никто не называет меня «доктор Кумалиси». Работа в ресторане, которой я занималась, чтобы оплатить учебу, каким-то образом стала основой моей дальнейшей карьеры.
