– Не нравится? Жмет? – неправильно истолковал его поведение Д’Артаньян и протянул руку, чтобы ослабить застежку.
Испугавшись, что гасконец снимет украшение, Брысь метнулся к выходу и, проскочив мимо Планше, снова выбежал на улицу. Короткие южные сумерки, как всегда неожиданно, превратились в ночь, а потому можно было смело двигаться в садик Арамиса, на ежевечернюю встречу. Тем более что ему не терпелось поделиться пережитым в одиночку приключением и первым похвастаться кожаной обновкой!
Глава двадцать третья, в которой друзья разгадывают тайны
«Надо же, обзавелся новым ошейником!» – порадовалась за серо-белого знакомца Луна и протянула луч, подсветив коту темную дорогу. Она немного переживала, что появление пришельцев из реального мира нарушит привычное течение романа, но зато теперь еженощная служба обещала разнообразие и непредсказуемость – хоть какая-то награда за бесконечный труд, на который обрекали ее писатели и поэты!
Брысь задрал голову – звезд больше, чем конопушек на носу у Сашиного одноклассника – создателя перемещателя! (Грустные мысли о маленьком Саше, который, вдобавок ко всему, лишился любимого пса, он прогонял прочь, надеясь на благополучный исход необычного даже для него, бывалого путешественника во времени, приключения!) Небо смотрело вниз большим ярким глазом, абсолютно круглым, как в ту ночь, когда он перепутал его с головкой сыра, и подсказывало путь – не знало, наверное, что коты и так прекрасно видят!
Быстро домчавшись до места, Брысь ловко перебрался через забор и громко позвал Савельича.
– Чего кричишь? – ворчливо отозвался философ, пытаясь скрыть радость, что непоседливый друг цел и невредим. Он уже давно сидел во внутреннем дворике и поджидал приятелей.
Привлеченный шумом, в сад выглянул слуга Арамиса.
– О, у тебя гости! – дружелюбно воскликнул он, узнав питомца Д’Артаньяна.
Базен скрылся в доме, но через пару минут снова появился с миской молока.
– Слушай, а почему он всегда в черном? – заинтересовался Брысь.
– Потому что он из провинции Беарн, где все протестанты, их еще называют гугенотами! Черный – их отличительный цвет! – важно ответил Савельич, хотя не вполне отчетливо понимал разницу между религиозными течениями. Вообще, человеческая Вера представлялась ему в виде могучего дерева, где ствол – некая объединяющая Истина, а религии – ветви. Вырастая, они все больше удаляются друг от друга, а главное, от Истины…
Брысь столь серьезных тем старался избегать – и так чуть не «утонул» однажды в рассуждениях о «лучшей доле»! Он уже пожалел, что спросил, потому что глаза Савельича затуманились раздумьями, а рассказ «секретного агента» требовал от философа внимания и полной концентрации!
