Потом она долго бежала. Мыла руки в ручье, и все казалось, что убегающая вода имеет ярко-красный цвет. Страх. Лихорадочные мысли. Мечты о будущем. Снова страх. Поселок. Озабоченные глаза отца. «Джейни, с тобой все в порядке?»
Когда все заснули, она нашла в себе силы вернуться и забросать тело камнями. Теперь ее не должны были поймать…
Я оторвал руки от головы девушки, с трудом возвращаясь к реальности. Моя собственная голова нещадно болела. Так всегда происходило после сеанса. Я спрашивал у наставников, они говорили — это нормально. Нормально. Разве может быть хоть что-нибудь нормально у палачей!
Я открыл веки и посмотрел на Джейн. В глазах девушки все еще светился испуг. Она, как и я, вновь пережила все это.
— Что… что теперь со мной будет? — с трудом выдавили побелевшие губы.
Я смотрел на это создание. Она была прекрасна. Она не должна была родиться здесь, в забытой всеми колонии. Ее место было там, среди звезд. Ослеплять красотой толпы восторженных поклонников, получать подарки, цветы и отвергать признания. Наверное, так бы оно и было. Не появись я.
Мы смотрели друг на друга. Палач и жертва. Несомненно, она была виновата. Именно узнать это, колонисты и вызвали палача. Но всякое действие имеет противодействие — закон природы, который еще никто не отменял. Прибыв сюда, я уже не мог уйти, не наказав преступника.
Такова моя природа. Природа палача. И дело даже не в том, нравится мне это или нет. Если бы меня кто-то спрашивал, я бы ответил: не нравится. Но я — палач. Дар и наказание.
— Что теперь со мной будет? — вновь спросила она.
Я не знал как ответить. Первый раз в жизни не знал.
За тридцать лет я повидал множество жертв. Я выстрадал и пережил вместе с ними бесчисленное количество преступлений. Я видел все. Мотивы, которые толкали их. Чувства, эмоции, долго вынашиваемые планы. И всегда, с одинаковой беспристрастностью, выносил приговор.
Тысячи раз я слышал, задаваемый разными голосами и на разный лад вопрос: «Что со мной будет?» И столько же раз я честно отвечал.
Сейчас я не мог ответить. Только не ей.
Тихо скрипнула дверь. Странно, но я совсем не слышал, как открылся замок. Неестественно большая тень загородила проход.
Не говоря ни слова, я повернулся, поднял саквояж и направился к выходу.
На проходе стоял толстяк-мэр. Лицо его было озабочено, по загоревшей, покрытой веснушками лысине перекатывались крупные капли пота.
Я подошел к двери, и толстяк поспешно отбежал в сторону, освобождая дорогу.
