Было нехорошо всю ночь на мокрой, сладкой и липкой постели: вечером был задет чай со сливовым вареньем и опрокинут. Не убирали постели — почто? — так мягше. Был чай и на полу — красный и маркий. Перемежали чифирь с коньяком и хлеб с колбасой — толстый кусок мокрой колбасы пластался на масляный слой, припечатывался горчицею, смешанною с соусом «бодли». Биде давало струю шабли в разгоряченный пах. Попыхивал сиреневый огонек папиросы, снабженной разнотравьем казахских степей. От коньяка было горячо, от чифиря сексуально, от горчицы хотелось пить, но все были голые, темные в полусвете древесного лака и двигались медленно, ища партнера. Дымно, сладкое дыхание вместо воздуха, трое сплетаются и выпадают из комнаты. Если ты пассивен, они в две секунды сделают тебя дрожащим мокрым зверем, хрипло орущим, скулящим, славящим главный инстинкт сладкой судорогой мышц. Если ты активен, люби его слюну, как свою, его соль и запах, как свой, и вы будете срастаться, как больные листья дерева, вы будете неделимы.
Еще кислого холодного и шипучего «Вессенда»! Принесли виноград — черный, мокрый, как глаза пинчера. Ударные кашляют, лижутся, небрежно балагурит рояль, громоздкий от пар, врезанный в портьеры. Все устали от любви и колбасы. Впереди тлеющая ночь с иссушенной глоткой и неприятием чужих ступней и колен. В сиреневом фильтре — одежды, блюда, бокалы, ночь льется фонтаном лимонных капель, фрукт сочен и ароматен, влажно все и вся, вкусно; того, кто поскользнулся на ананасе, отпоили абсентом.
Заснули.
Утром был позорный разброд и разбор. Искали красное сабо, льюисовский шарфик, бикини с лейблом «Чингачгук». Пошли бродить, картежничать, возникли слезы, звонкие пощечины, падала мебель на людей, били кого-то в лиловом халате, выбили зуб. Кто-то поседел на треть. Маскировали морщины, засосы, царапины, бледность, мылись, покуривали, снова кричали и били. Пошли за водой, коньяком, презервативами и ватой. Одна дама сидела в банановой ванне, положив на глаза опухшие чайные примочки, и жилистой рукой подбривала причинное место. Ждали гостей, гнали надоевших и больных. Варили покушать. Желтые женщины прикуривали от синих горелок, подобрав животы, как гончие. Слали телеграммы: «Лелею. Люблю. Привези кипятильник». Задушили девушку шапкой — смуглую Лизу, а к вечеру сверстали веселье.
