Учитель из Меджибожа | страница 43



— Эй вы, философы! Чего рты разинули? Чего торчите, как свечи? А ну ложись! Огонь по самолетам!

Люди попадали на землю, тут и там застрекотали затворы винтовок, захлопали отдельные выстрелы.

— А может, это просто провокация? Немцы заблудились и приняли наш город за польский?

— Да… заблудились… напутали… Погляди только, как нагло они идут…

— Ничего, далеко не пройдут… Получат по рылу… сполна!..

— Разговорчики! Ложись! Не высовываться!

Гул усиливался. Казалось, все небо заполнилось зловещим грохотом.

Илья Френкис лежал на спине с винтовкой наготове, глядя на эскадрильи бомбардировщиков с черными крестами на фюзеляжах. Он четко видел: от них, прямо над головой, отделялись бомбы, издавая ужасающий вой… Ему казалось, что все эти бомбы обрушатся на него. И весь сжался. Горький ком застрял в горле. Что же это? Неужели смерть? Не успел даже вступить в бой с коварным врагом, убить хотя бы одного гада. Вдруг он отчетливо увидел, как ветер относит бомбы в сторону, на поле, туда, за железнодорожную насыпь, прямо в рожь. Когда они почти одновременно взорвались и его сильно подбросило, облегченно вздохнул.

Хотел было вскочить, думая, что опасность миновала. Но кто-то крикнул, чтоб не трогались с места. Еще не заглохло эхо от взрывов, как над головой засвистели пули, скосили множество веток с деревьев. Это немцы сверху открыли по курсантам стрельбу из пулеметов.

От самолетов отрывались новые бомбы и летели на землю. Но, странное дело, он не слыхал ни воя, ни свиста. Видел разинутый рот и искривленное лицо старшины, который отдавал какую-то команду, но ничего не слышал…

Что же это значит? Неужели он оглох?

Илья вскочил с земли, когда другие стали подниматься. Все бросились бежать в конец двора к складам, над которыми взвился густой дым. Видимо, бомба угодила туда и что-то загорелось. Надо скорее тушить. Ведь там боеприпасы, оружие, горючее…

Кто-то тащил шланги, огнетушители… Илья на бегу бил себя кулаками по ушам, стремясь вернуть слух, услышать команду.

А со стороны города все отчетливее доносились гул, свист заводских сирен, неистовые гудки паровозов, сигналы пожарных, «скорой помощи». Слышался плач женщин, детей, их рыдания раздирали душу. «Война… война…» — стучало в висках. Не хотелось верить, не укладывалось в сознании. Но густой дым, зарево пожарищ, окутавшие полнеба, страшный рев вражеских бомбовозов подтверждали, что это так.

Примерно через час после налета пожар в огромном дворе погасили, и только головешки дымились. Илья взглянул на свой мундир, на недавно до блеска начищенные сапоги, и сердце его защемило. Но что поделаешь, когда пришлось вытаскивать из складов ящики, лезть в огонь? Не до мундира было!