Учитель из Меджибожа | страница 12



Этого он уж никак не может допустить!

И в ту минуту, когда он уже хотел прошмыгнуть между толпившимися людьми, к нему подошла мать, обняла с необычной нежностью, прижала к себе и, рыдая, стала причитать:

— Несчастные мы, сыночек мой, нет у нас отца. Осиротели. Отныне, Алик, ты у нас единственный мужчина в доме. Отныне весь мир на тебе стоит… Может, теперь уже станешь человеком?..

Алик вскинул на мать испуганные глаза. Никак не мог понять, что она ему говорит. «Весь свет теперь на мне стоит? — мучительно думал он. — Как же это возможно? Как может целый свет на мне стоять? Я ведь не смог бы удержать на своих плечах даже одной крепостной стены, а она хочет взвалить на мои плечи весь мир?..»

Мальчишка, однако, ничего ей не ответил, промолчал. Он лишь почувствовал, как душа разрывается от горечи, нежданно нахлынувшей на него, как тяжело становится. И ему, как никогда, жаль стало матери, которая стояла рядом, склонив голову в черной шали.

И вдруг его осенила мысль: нет, ему нельзя теперь бежать к крепости, к своим воинам! Пусть проиграет битву и кто-то другой воспользуется его саблей и станет Котовским. Сегодня он должен быть возле матери…

Одно крепко врезалось ему в голову: отныне ему надлежит стать человеком… Но тут же закралась и другая мысль: а что, разве до сих пор он не был человеком? Кем же он был?

И когда он возвращался домой, с поникшей головой шагал рядом с матерью и сестренками, неожиданно почувствовал, что куда-то пропала его тяга к ребятам, к драке, не влекут больше стены крепости, чудесная сабля, вызывавшая восторг и зависть всех его «воинов»; ему вовсе не хочется воевать, играть в войну. Только одного желал до безумия: быть таким, как Котовский, так же бесстрашно сражаться против врагов Родины.

Алик не припомнит случая, чтобы соседки смотрели на него такими добрыми и ласковыми глазами, полными сочувствия. Раньше, бывало, когда хозяйки стаскивали его с яблонь, ему здорово доставалось. Лупили, не обращая внимания на слезы и мольбы. Затем тащили за уши к матери, которая еще добавляла. Особенно влетало ему от соседок, когда он дергал за рога безобидных коз. Готовы были растерзать его из-за этих несчастных животных. А вот теперь…

Что бы ни натворил, его будут щадить. Худого слова не скажут.

Все смотрели на него грустными глазами, жалели, многие звали к себе в дом, в сад и угощали, давали про запас для сестренок. А он противился. Ему ничего не нужно. Что ж он нищий какой-нибудь? Калека?