- У вас мозги набекрень, - важно изрекает она, но смеющийся взгляд выдает с головой всю несерьезность ее заявления.
- Глупая, - довольно ухмыляется он, любуясь мягким светом ее глаз.
Кения почти теряется в искренности его улыбки, потеряно моргает и тут же возвращается к собственной заинтересованности в злободневном вопросе.
- Так что с деньгами?
- Так что с послушанием?
Кения вскидывает руку, словно клянется на слушание в федеральном суде.
- Обещаю быть самой нежной, милой, доброй и заботливой из всех твоих любовниц.
- Приятно услышать то, что ты неревнива.
- В смысле? - непонимающе хмурится она, глядя на Энтони.
- Иногда в моей жизни будут появляться другие женщины, ничего серьезного, исключительно для смены декораций.
Он ждет ее реакции, и Кения его не разочаровывает.
- А я буду рутиной, - деланно изумляется девушка. - Мне любовник положен по статусу?
Грава враз подбирается, даже скулы белеют от подобного варианта развития событий.
- Не путай разнообразие с блядством, милая, - высокомерно заявляют ей.
- Двойные стандарты в действии? - констатирует она.
- Не люблю, когда прикасаются к моей собственности.
- Я не твоя собственность, - моментально вскидывается Кения.
- Моя, - его руки властно накрывают ее плечи, пальцы сжимаются, намеренно причиняя боль. - Я плачу за твою преданность, милая, я плачу тебе за секс, верность и нежность.
- Куда катится мир, - саркастически замечает она, старательно избегая его взгляда. - Банкиры со смазливыми мордашками предпочитают покупать не собак и кошек, а людей и их доброе к ним отношение.
- Вокруг банкиров вьются исключительно продажные шлюхи, готовые на все ради денег, - усмехаясь, парирует он, не чувствуя себя уязвленным ее насмешливым уколом.
Тот их разговор так и остался незаконченным. Неожиданное появление секретарши отвлекает Грава от увлекательного втаптывания Кении в грязь. Замечательно стоять на вершине финансового успеха в дорогом костюме и начищенных до блеска ботинках. Грязь не пристает к таким, они перешагивают ее, наступая на менее везучих собратьев, увязших в трясине по самые макушки. Но разве ей не все равно? Грава может хоть каждый день унижать ее собственной высокоморальностью, лишь бы руки не распускал потому, как физическую боль Кения переносила не столь удачно, как боль моральную. К страху невозможно привыкнуть.
Грава сдержал слово, и ее родители буквально визжали в телефонную трубку переполненные восторгом от умопомрачительной новости о нежданном наследстве. Грава был щедр до отвращения, как будто нельзя было проявить благоразумную скаредность. Ее удивляла эта неожиданная перемена в его поведении, непонятная щедрость и новые правила игры, но кому по собственной воле понравятся каждодневные скандалы, постоянно скатывающиеся к рукоприкладству? Только не ей. Кения предпочитала изображать не испытываемые к нему чувства вместо того, чтобы вставать перед ним на колени за несуществующие проступки.
