— Я не желаю, чтоб ты грузил меня своими кувшинами и своими молитвами. Сам таскай свою воду! Я не желаю здесь оставаться, слышишь! Если ты как-то меня сюда притащил, изволь отправить меня обратно!
— Божия воля на то, чтоб ты оказался здесь.
— Ну зачем мне такой Бог, Который...
— Остановись, — перекрестился монах. — Святые отцы говорят: «Если ты в гневе плюёшь на небеса, плевок всегда падает тебе на голову».
Что я должен был ответить? Может, мне надо было побиться лбом о камни? Я замолчал. Молчал и монах.
Мне надоело молчать, и я задал вопрос:
— Скажи, зачем всё это?
— Что?
— А ты не понимаешь?
Феодосий сделал жест в сторону пустыни:
— Это — Божий мир. Я благодарю Господа за него. Всякий день и всякий час. Чудо жизни. «Всякое дыхание да хвалит Господа».
— Тоже псалом?
— Да, сто пятидесятый.
— Ты что, их все знаешь?
— Да.
— А как? Учил?
— Учил... Духом.
— Это как?
— Это так, как я узнал про тебя.
— Непонятно.
— Раз непонятно — значит, не пришло время понимать.
— Да ладно тебе! И вообще, я тебя не о том спрашивал.
— О чём ты спрашивал?
— Зачем ты живёшь в пустыне? Я там, у себя, изнемогаю от одиночества и не знаю, как найти выход. А ты закрываешь голову капюшоном, чтоб я не потревожил твое одиночество.
— Не только ты. И камень может потревожить одиночество. Одиночество — дар Божий.
— Дар? Мы что, говорим о разных вещах?
— Вероятно. Ты отдохнул?
— Нет, постой! Ты сам сказал, что я на тебя свалился по Божьей воле. Дай-ка я уж понарушаю твоё одиночество!
— Тебе не откажешь в разуме, — чуть улыбнулся Феодосий.
— Ну, хоть что-то, — парировал я.
Нет, не так уж он сух, этот авва. Правда, язык мой не поворачивался так называть моего спутника. Отец, он и в Африке отец.
— Почему ты здесь, в пустыне?
— В пустыне познаётся сила Божия и немощь человеческая. Ученик не больше своего Учителя.
— Кто же твой учитель?
— Иисус Христос. Он удалялся в пустыню на сорок дней. Постился в пустыне и молился.
— Он — на сорок дней. А ты — на всю жизнь? Зачем? Если уж на то пошло, хватило бы и сорока дней.
— Он — Бог. Я — грешный человек. Чтобы мне выжечь из сердца всё нечистое, мне может не хватить и жизни.
— И как же ты выжигаешь всё нечистое?
— Молитвой и постом. Постом и молитвой. Сказал Великий Антоний: «Кто живёт в пустыне и в безмолвии свободен от трёх искушений: от искушения слуха, языка и взора; одно только у него искушение — в сердце».
— Ну извини, что тебе пришлось со мной разговаривать. Я этого не хотел.
— На всё — Божия воля.
