— Ну, я, — отозвалась Элизабет. — Это простейший из курсов математики…
— Да знаю, что вы это устроили, — оборвал ее Фабер, швыряя учебник на кровать. — Только зачем нужна математика? Если кому и приспичит узнать, чему равен икс в квадрате, так спросит у АН[2]. На то мы их и изобрели. И зачем учить стихи, где слова даже не рифмуются, или тот Древний язык, они его длиннолощинным зовут, а сами на нем больше не говорят.
— Цель образования в том, чтобы расширять свой кругозор, — наставительно изрекла Элизабет. — Может, алгебра или длиннолощинный вам в жизни и не потребуются, зато ум-то вам непременно понадобится.
— Мне мой ум, какой есть, нравится, — отрезал Фабер. — А все ваше ученье мешает мне тренироваться. В Колорадо я так с учебой не надрывался.
— Это не Колорадо, — заметил Рэй. — И правило здесь такое: играть в тяникуль позволяется в награду за успехи в обучении.
Фабер презрительно хмыкнул:
— Как же они таким макаром хорошую команду сколотят? Этот народ что, не понимает ничего, что ли?
«Считай до десяти, — приказал себе мысленно Рэй, — и помни о 10 процентах твоих комиссионных». Сосчитав, он задал вопрос:
— Вы участвовали в тренировках?
— Ага. Каждый день заглядываю на час-другой, — ответил Фабер. — Тяникуль штука классная, только, если вы с ГСТ хотите, чтоб я играл хорошо, — тут он ткнул здоровенным пальцем Рэю в грудь, — вам лучше унести отсюда побольше своих книжек.
Рэй с Элизабет вышли из комнаты и стали спускаться по лестнице.
— Я понимаю, — сказала она, — почему Фабер так доволен своим умом. Он у него совершенно девственный, словно только что отчеканенный пятак.
— Это я уловил, — вяло согласился Рэй. — Вы говорили, что ему надо оказать помощь в учебе. Думаете, поможет?
— Не исключено, — ответила Элизабет. — Но при двух условиях: если он сам поймет, что ему это нужно, и если найдется подвижник, который согласится работать с ним. Ведь сейчас у него нет контакта со студентами: Фабер считает их зубрилами и занудами.
— Может быть, согласится кто-то из кья?
— Они и чистюль-то едва терпят, а Фабер не большой поклонник мыла и воды…
— Вы правы, этот вариант отпадает.
— Может, мы сумеем что-нибудь сообразить, — утешила его Элизабет. И предложила: — Почему бы не обсудить все за ужином? Я знаю один приличный ресторанчик.
«Приличный ресторанчик» оказался очень похож на аэродромный кафетерий. В открытом загоне стайками бродили кья с чашками и графинчиками в руках. Буфетные стойки, однако, были больше, чем в аэропорту, а меню — разнообразнее. Да и небольшой оркестрик исполнял модные песенки.
