– Сам понимаешь. Ну, так как?
– Не спеши. Попозже определимся.
Тиади упрямо опустил голову.
– Ты что, мне не веришь?
– Наступает самое серьёзное время. Я один не справлюсь.
На чётком лице Тиади заходили желваки.
– Но ведь…
– Я сказал «нет»! Разговор окончен!
– Всё, Глеб, мы готовы! Можно ехать на стрельбище.
От общей негромкой суеты к ним подскочил по-хорошему ловкий Бориска.
– Не суетись.
Оживление Бориски не иссякало, радостное настроение и энергия насыщенного событиями дня переполняли его.
– Во! И Виктор Никифорович всегда мне так говорит…
Парень осёкся.
Совсем внезапно и неожиданно у них двоих возник повод просто помолчать. Сквозь высокие тополя Глеб смотрел на светлое небо, на редкие безмятежные облака, на чёрточки стрижиных полётов в тёплой прозрачной высоте.
– Говорил… Ты прав, он всегда так говорил. И мне тоже.
Да, небольшая усталость чувствовалась, кровь в голове стучала ещё нервно, но капитан Глеб Никитин уже улыбался.
В своей жизни ему иногда приходилось видеть, как моментально замолкали самые тёмные и бесцеремонные люди, почувствовав рядом с собой что-то необъяснимо прекрасное, как далеко прятали свою грубость отъявленные хамы, едва увидав в рассветной дымке волшебные силуэты Айя-Софии; как тихо блестел глазами пьянчуга-повар, поглаживая крохотную птицу, без сил упавшую на палубу их траулера посреди океана.
Точно так же одинаково притихли и эти шестнадцать иностранных граждан, завороженные картиной близких морских волн за бортом и дальним горизонтом.
Турбины ракетного катера гудели с ровным журчанием.
Берег, который они покинули полчаса назад, отмечался за кормой только ровной тёмной полоской и незначительной палочкой далёкого маяка.
Со спины многих было не узнать и не различить.
Форменная одежда для этого и придумана, для одинаковости. Вперемешку на солнечной палубе сидели и немцы, и матросы-срочники бурятского происхождения; говорили о чём-то у основания орудийной башни Хулио и российский лейтенант в пилотке.
Большой бледный Николас не садился на вибрирующую палубу, старался быть ближе к борту, поэтому и горбился около лееров. Около него, получив приказ командира катера, вот уже которую минуту бдительно торчал в личной охране пухлый краснолицый мичман.
Всех присутствующих на палубном воздухе упаковали в индивидуальные спасательные жилеты ещё на причале. На членах экипажа оранжевые средства были похуже, потрёпанней, на туристах – роскошные и яркие, с номерами и буквами.
