Сесилия продолжает говорить о том, как она потеряла свою юность, что тело ее, уже никогда не будет прежним, но насколько она счастлива, быть частью всего этого. Любое чудо укрепляет надежду. Я не хочу видеть ее голый живот, который постепенно принимает форму вопросительного знака: ее суставы, щечки и ножки, всегда ярко-красные. Она рожала своего первого ребенка с трудом, теряя сознание, крича, потом она пришла в себя, но она была бледная от потери крови. Я не хочу снова видеть все это. Меня это пугает. Но это неизбежно. Так как Сесилия здесь со своим сыном, спальня пропиталась детским запахом. Порошок и слабый запах сладости, которая задерживается на младенческой коже. Вся комната пропиталась этим. Здесь больше детского, чем ее.
- Разве ты не устала? – спрашивает она, падая на кровать рядом со мной и снимая носки, прежде чем забраться под одеяло – Ты не хочешь одеть свою ночную рубашку?
- Сейчас – говорю я – Я думаю, еще немного почитать. Я могу уйти в другое место, если тебя беспокоит свет.
- Нет. Останься. – Она зевает, кладет голову на мое колено и закрывает глаза. Через несколько минут я слышу тяжелые вздохи и хрипы, которые заставляют меня поволноваться. Мы были привезены Линдену, как размножающиеся машины и Вон видел больше возможностей в самой молодой из девочек, кто пойдет по этой дорожке: Сесилии. Я не сомневалась, что выберут ее. Он видел в ее глазах уязвимость и решимость. Она сделала бы все что угодно, чтобы принадлежать его сыну, после жизни, где у нее не было никого.
Что с ней происходит? Что заставляет молодую девушку рожать второго ребенка, меньше чем через год. На щеках у нее сыпь; пальчики пианистки раздуты. Во сне она цепляется за мою рубашку, как Боуэн цепляется за нее. Так, как ребенок цепляется за мать. Я пропускаю пальцы через ее волосы, переворачивая страницы. Я просмотрела изображения кораблей во второй раз, не читая, когда слышу мягкий стук в дверь. Я знаю, что это Линден. Рид никогда не поднимается наверх, ночью. Фактически, я даже не знаю, где он спит и спит ли вообще.
- Войдите – говорю я.
Линден тихо проскальзывает в спальню, через небольшой промежуток в дверном проеме. Его почти не видно. Он смотрит на Сесилию и меня, и я чувствую себя моделью в незаконченном портрете. Жены Эшби. Когда-то нас было четверо.
- Она спит? – спрашивает Линден.
- Я не сплю – бормочет Сесилия – Я видела сон, мы катались на коньках.
Она садится, потирая глаза.
- Я хотел узнать, как ты себя чувствуешь? – говорит Линден ей, но не мне. Я ничто – тень на стене.
