- Да, почему бы и нет? Почему бы вам обоим не оставить меня в покое? – Я смотрю на Линдена, потом на Сесилию – Почему вы вернулись?
Сесилия пытается коснуться моего лба, но я уклоняюсь от нее. Я встаю и иду к раковине. Их пристальные взгляды просто душат меня.
Сесилия смотрит на Линдена и говорит:
- Ты видишь?
- Видит, что? – говорю я, и на сей раз, мой голос намного громче.
Линден тяжело сглатывает, и пытается говорить дипломатическим тоном:
- Сесилия – говорит он – Почему бы тебе не прогуляться с Боуэном. Сегодня теплый день. Покажи ему полевые цветы.
Меня расстраивает, что она так легко соглашается. Прежде чем уйти, она бросает на меня хмурый взгляд, а затем поет что-то Боуэну, о нарциссах.
- Мне жаль – говорит Линден, после того, как она оставляет нас наедине – Я просил ее не давить на тебя. Она просто беспокоится о твоем состоянии.
Я это знаю. В этом она вся. Она самая молодая из всех жен Линдена, но все же ей всегда нравилось изображать мамочку наседку. Но Линден – он в этом браке дипломат. Он должен сказать ей, что я уйду навсегда. И я уверена, она бы с ним спорила. Она бы хлопала дверьми и не разговаривала бы с ним какое-то время. Но сколько бы это продолжалось? Одиночество заставило бы ее простить ему все, очень быстро.
- Ты не должен был привозить ее сюда – говорю я – И сам не должен был приезжать. Ты ведь знаешь, что ничего не сможешь сделать. Ты только продлеваешь наше прощание.
Я больше ничего не говорю. Каждый день, что он держит меня, мой брат, думая, что я мертва, способен на разрушения. И, тем не менее, я не могу так с ним поступить, чтобы сбежать ночью, за его спиной. Не снова, особенно сейчас, когда он так помог мне. Он смотрит на стену над моей головой. Я не могу прочитать его выражение. Он открывает рот, чтобы, что то сказать, но передумывает. Я концентрирую свой взгляд на полу, на трещине в линолеуме, которая похожа на очертания листика упавшего с дерева.
- Я не могу поверить тем вещам, которые ты говорила мне про моего отца – говорит он – Ты ведь понимаешь это, не так ли? Я не могу пойти против него.
Мне казалось, он был на моей стороне, тогда, когда спас меня из лап своего отца и пытался остановить кровотечение. Казалось, он был на моей стороне, когда спал на стуле у моей кровати и уверял меня, что не позволит своему отцу переступить порог той палаты, пока я в ней нахожусь. Но самое невероятное это то, что я действительно понимаю. Все время пока Вон контролировал моих сестер по браку и меня, с воротами и голограммами, он контролировал и своего сына. Вон единственная константа Линдена. Какой у Линдена может быть выбор, он любит своего отца, хотя если рассудить, что есть хорошего в этом человеке, который его воспитал? Я никто – чтобы судить. Нет такого числа зданий, которые мой брат мог разрушить, нет такого числа жизней, которые он может унести, я бы все равно любила его. Я киваю. А где-то очень далеко, в мире, где только зеленая трава, хохочет Боуэн.
