Страдания юного Зингера | страница 7
Юноша приходит в себя. Бешенство, ярость, страсть придают ему силы. Он отшвыривает от себя стражников и врывается в круг к любимой. Обнимает ее, крепко-крепко прижимает к себе, и они — единым порывом — отбегают на край сцены.
Спасены!
Но духи вновь настигают и вновь разлучают влюбленных. Кто-то — высокий, злобный, в прыжке — сильно бьет юношу ногами в грудь, тот падает. Поднимается. Новый удар — и снова юноша встает. И снова удар. Больше он не поднимается, он катается по полу, рыча от невыносимой боли, а его безжалостно, исступленно топчут ногами. Измученный, он катится через всю сцену и затихает в дальнем углу.
Безумными глазами глядит девушка на происходящее. В припадке бессилия она еще пытается вырваться из цепких рук, броситься на помощь любимому… но нет — не вырваться ей.
И — наступает ее черед. Девушку грубо, резко толкают, она падает обнаженной грудью на пол, и ее, беспомощную, волокут по голым доскам на середину сцены.
Бьют тамтамы, кричат и дергаются в жадном танце мести уродливые существа. Зловеще сверкают огромные белки их глаз.
Кто-то огромный хватает ее за руки. Мгновение — и тело девушки стремительно описывает круг. Миг — круг, миг — круг… Словно темный блестящий обруч опоясал тело мстителя-богатыря.
И вот, покорная, она снова лежит на полу. Пытается встать — и падает. Отползает в сторону, сжимается в жалкий комок; молча выжидая, затравленно смотрит. Духи снова несутся к ней. Отдыха нет. Уже тело ее в поту, словно в крови. Уже одежда палачей намокла и потемнела, но девушку вновь и вновь бьют, топчут. Прыгают на полтора-два метра вверх и в страшной тяжести прыжка терзают ее тонкое тело ногами.
Девушка вытягивается. От ладоней до пальцев ног она сейчас — измученная, молящая о пощаде, едва вздрагивающая струна. Вот в последний раз по ее телу пробежала дрожь…
И музыка затихает тотчас.
Кто-то из лесных духов, словно большого побежденного зверя, вскидывает себе на плечи растерзанного юношу и лениво уносит его за кулисы.
Палачи поднимают девушку и на вытянутых высоко вверх руках, невесомую, проносят ее через всю сцену. Тамтамы не бьют. И нет торжества в поступи победителей…
Ночь настигла моего героя мгновенно.
Он возвращался после балета домой, шел, вспоминая о том о сем из своей «русской жизни». И вдруг вспомнил один рассказ Бабеля.
Ваша тень, Исаак Эммануилович, выросла в тропической ночи рядом с моим героем и склонилась над ним, смущенным.
— Босяк, — спросил он себя, — теперь ты видишь, что такое любовь?