Я — сын этих стен. Я ненавижу их и себя.
Но куда я денусь отсюда? Кому я нужен — хоть сударь, хоть товарищ?
Лет …надцать тому назад встречался я с … ну, неважно, как ее звали. Был у нее муж… впрочем, тоже неважно. Был и был. Служил где-то. Как говорится, шишка на ровном месте… Однажды, в такую же ночь, как сегодня, я сказал ей:
— А хорошо бы на Рождество оказаться в Париже.
— Я в Париже была несколько раз, — ответила она, прикрывая пухлой ладошкой зевок, — и на Рождество была тоже. Уверяю тебя: ничего хорошего. Слякоть — и всё.
Мне не расхотелось побывать в Париже. Но расхотелось встречаться с ней…
Зябко. Мрачно. Ау, Петербург! Отзовись.
Нет ответа. Даже куранты Петропавловки не отвечают мне.
Возвращаюсь в квартиру. Цветок на подоконнике, словно очнувшись ото сна, потянулся ко мне, и мне захотелось его погладить.
Никак не сосредоточиться. Шум времени? Мандельштама — физически слабого, полубезумного — не сломали. А меня? Да разве меня ломали? Как говорится, добровольно и с песнями…
Литературный поденщик, не боле. Или ты не согласен с приговором?
Что заслужил — то и получил. Только на самого себя и должен, коль хочешь, пенять.
Есть в испанской грамматике перевернутый знак вопроса. До чрезвычайности полезный знак — словно крюк, вбитый в потолок. А чтобы веревку подать — добрая душа всегда найдется.
Я, я, я… Что за дикое слово!
Неужели вон тот — это я?
Разве мама любила такого —
Желто-серого, полуседого
И всезнающего, как змея?
Владислав Ходасевич. «Перед зеркалом»
Телефон
В нашей старой большой квартире два телефона: один — в моей комнате, другой — в начале коридора, у самой кухни. С разными номерами. Как так получилось — тайна, покрытая мраком: никто не помнит. И сколько живу я здесь, столько лет ведутся разговоры о том, чтобы лишить нас второго номера, но, видимо, ни у кого из начальников руки (или вернее: ноги?) так и не доходят до нас…
Я снял трубку, набрал номер — длинные, долгие гудки. Потом подошла соседка, по голосу узнал: тетя Даша.
Минут через пять:
— Вячеслав, это тебя, — соседка-старушка постучала ко мне в дверь и, удаляясь, шаркая шлепанцами, проворчала сердито: — Звонят, звонят незнамо куда…
Я недовольно положил свою трубку около аппарата. Подошел ко второму телефону.
— Алло… — кричал я в трубку, — я слушаю… алло… слушаю вас, говорите же, алло… — но никто не откликался мне.
Я пожал плечами, положил трубку на рычаг и пошел назад, в свою комнату. Поднял трубку второго телефона, но и здесь никто не ответил мне — я слышал только короткие гудки. «Странно, — сказал я сам себе, положив и эту трубку на рычаг, — очень даже странно».
