ГЕНРИ. Ты помнишь, как мы встретились?
ЭЛИНОР. Помню, даже час встречи и какого цвета ты носил чулки.
ГЕНРИ. Я едва мог разглядеть тебя — солнце слепило глаза.
ЭЛИНОР. Шел дождь, но это не важно.
ГЕНРИ. Мы мало разговаривали, как я помню.
ЭЛИНОР. Очень мало.
ГЕНРИ. Я никогда не видел такой красоты — я подошел и коснулся тебя рукой. Господи, откуда у меня была такая дерзость?
ЭЛИНОР. Ты видел мои глаза.
ГЕНРИ. Я любил тебя.
ЭЛИНОР. Развода не будет.
ГЕНРИ. Что?
ЭЛИНОР. Никакого развода не будет.
ГЕНРИ. На будет?
ЭЛИНОР. Нет. Боюсь, тебе придется обойтись и так.
ГЕНРИ. Это была просто прихоть.
ЭЛИНОР. Я так рада. Мне бы не хотелось тебя потерять.
ГЕНРИ. Слушай, ради моего любопытства, скажи мне, как умный человек другому умному человеку, ну как ты можешь вообще потерять меня? Ты когда-нибудь видишь меня? Я хоть когда-нибудь бываю с тобой? Когда-нибудь слышу тебя? Разве я не бываю, там, где тебя нет?
ЭЛИНОР. Меня не интересует география твоего бытия.
ГЕНРИ. Разве мы пишем друг другу? Или ты получаешь от меня какие-нибудь весточки? А вверх по Темзе плывут ли лодки с подарками для тебя? Кто о тебе помнит?
ЭЛИНОР. Ты.
ГЕНРИ. Да ты не имеешь ко мне никакого отношения. Мы нигде и никак не соприкасаемся. Так как же ты можешь потерять меня?
ЭЛИНОР. Неужели ты не чувствуешь наших уз?
ГЕНРИ. Ты достаточно хорошо знаешь, что меня нельзя остановить.
ЭЛИНОР. А мне и не надо тебя останавливать. Мне надо задержать тебя. У каждого из твоих врагов есть друзья в Риме. Мы будем долго мешать тебе.
ГЕНРИ. Ну и что? Я еще не заплесневел. Из меня ничего не сыплется. Я еще проживу много лет.
ЭЛИНОР. А сколько? Допустим, я задержу тебя на год. Я могу: это возможно. Допустим, твой первый сын умрет. Наш же умер — значит, такое может быть. Допустим, потом пойдут девочки, — так ведь было, значит, тоже возможно. Сколько лет будет нашему папуле? Что за жизнь у него будет, у этого хилого, подслеповатого, полоумного, высохшего и хромого калеки с ватными руками?
ГЕНРИ. Как приятно, что это тебя заботит.
ЭЛИНОР. А когда ты умрешь, что, конечно, печально, но неизбежно, что станет с Элис и ее чахоточным принцем? Ты же понимаешь, Ричард не даст этому чаду вырасти.
ГЕНРИ. Но ты не позволишь ему совершить такое преступление?
ЭЛИНОР. Не позволю? Да я сама втолкну его в детскую.
ГЕНРИ. Ты не можешь быть так жестока.
ЭЛИНОР. Не сокрушайся. Не переживай. Мы это сделаем после твоей смерти.
ГЕНРИ. Элинор, что ты хочешь?
ЭЛИНОР. То же, что и ты, чтобы мой сын был королем. Ты еще можешь их наделать. Я не могу. Или полагаешь, что я хочу исчезнуть? У меня ничего нет, кроме сына, которого ты можешь уничтожить, и ты же называешь меня жестокой. Все эти десять лет ты наслаждаешься в жизни тем, чего я была лишена, и ты любил другую женщину все это время. А я, видишь ли, жестокая. Да я могла бы с тебя живого содрать кожу, и сам бог сказал бы, что это справедливо. Что бы я ни сделала тебе, все по заслугам. Нет ничего, что было бы чрезмерным для тебя.
