Стальной век: Социальная история советского общества | страница 2



>   3. «Осень патриарха» 206

>   4. Социальные уступки 210

>   5. «Революция» среднего звена номенклатуры и новый рывок 214

>   6. Протесты трудящихся и «социальный компромисс» 219

>   7. «Бюрократическая стабилизация» 230

>   8. «Коллапс модернизации» 238

Вместо заключения

Вступление

Есть темы, к которым историки не раз возвращаются на протяжении жизни, не только потому что эти проблемы неисчерпаемы или из-за появ­ления новых доступных документов и материалов. Речь не идет сейчас о тех, кто меняет свои оценки и концепции на прямо противоположные, в угоду господствующему мнению, запросам власти или «обществу зре­лищ». Честные исследователи сами развиваются по мере приобретения ими знаний, совершенствуют или уточняют свой взгляд на события, по- иному осмысливают детали...

За минувшие четверть века мне не раз доводилось писать о советской истории, пытаясь по-своему ответить на знаменитый вопрос «Что же это было?»[1]. С самых первых шагов стало ясно, что советское общество не было социалистическим, поскольку в нем отсутствовали такие основопо­лагающие элементы социализма, как общественное самоуправление, сво­бодная самореализация и саморазвитие человеческой личности, замена экономических отношений, строящихся на погоне за прибылью и бюро­кратическом диктате, непосредственным удовлетворением нужд и потреб­ностей конкретных живых людей.

Стоило ли в этой ситуации исполнять реквием по социализму? Вско­ре после роспуска Советского Союза мне довелось так ответить на этот вопрос:

«Социализм оказался утопией, и чары его развеялись. Социализм умер. Эти и подобные им высказывания можно сегодня услышать со всех

сторон. Человечество переболело опасной детской болезнью и теперь выздоравливает. Идеи демократии и свободной рыночной экономики на­конец-то одержали победу; и теперь уже ничто не сможет омрачить их торжество. Так или примерно так заявляют лидеры и политики западно­го мира, а вслед за ними и вожди новых независимых государств, образо­вавшихся на развалинах СССР.

Ну что ж, скажем над постелью умирающего прощальное слово и отправим затем покойника в последний путь?

Во избежание недоразумения автору следует объясниться. Он не ис­пытывает ни малейшего сожаления в связи с кончиной той обществен­ной модели, которую с таким счастьем отпевают одни и так же сильно оплакивают другие. С его, автора, точки зрения, крах тоталитарного устройства, так напоминающего мрачный кошмар оруэлловского «1984», можно было бы только приветствовать. Но помимо сомнения в адрес тех, кто идет в похоронной процессии, есть и другие моменты, застав­ляющие пристальнее всмотреться в единодушное торжество новоявлен­ного «праздника избавления».