– Итак, ты все понял? Ты – архитектор, по происхождению бразилец, долгое время работал в Рио… Ты когда-нибудь был в Рио?
– Нет. Я и в Бразилии-то никогда не был. – Я вкладываю в свой голос столько спокойствия, сколько могу, чтобы заставить ее прекратить нервничать, хотя уже понятно, что это невозможно.
Они красивы, когда меньше стараются быть ими. Никто из них не знает, насколько прелестным может быть то, что они считают изъяном.
Камилле Мантовани сорок два, но выглядит она лет на десять старше. И невооруженным глазом видно, что по крайней мере последние лет тридцать она ведет безуспешную войну с собственным телом. Лично я не нахожу ничего комичного в ее щедрых формах, скорее напротив. Ей же не дает покоя ее целлюлит, о чем она уведомила меня уже трижды, с тех пор как мы сели в машину, и по этой причине она не в ладах с собой. Это настоящий грех. Она в обтягивающем платье из плотного шелка, который совсем не тянется и лишь подчеркивает все ее неэстетичные выпуклости. По ее лицу видно, что в этом платье ей очень неудобно. Она старается контролировать свой живот, задерживая дыхание. Я бы на ее месте больше заботился о бюсте, рвущемся наружу из круглого выреза, но она, кажется, довольна этим божьим даром. Конечно, желтое золото, которое она выбрала, не ее цвет: его гасят светлые волосы и желтоватый оттенок ее кожи.
Ей скорее нужен не жиголо, а визажист. С другой стороны, подобное можно посоветовать большинству женщин. Они красивы, когда меньше стараются быть ими. Никто из них не знает, насколько прелестным может быть то, что они считают изъяном. Сколько раз я восклицал: черт возьми, сегодня утром ты выглядишь фантастически! Чтобы услышать в ответ: ты с ума сошел?! Мало того, что день был ужасный, так я еще и не спала всю ночь…
Конечно, девушка может подумать, что я лгу, скажем, для того, чтобы затащить ее в постель. Но я понял со временем, что как раз усталость порой делает женщин неожиданно красивыми. Она расслабляет их. Особенно это касается тех, кто постоянно на виду, а потому вынужден пребывать в постоянном напряжении, будто они непрерывно позируют.
И когда однажды вечером я застаю их врасплох размякшими от усталости, вот тут-то и видно, какие они есть в реальности, прежде скрытые под глянцевой картинкой, настолько прекрасными они мне кажутся. Наконец-то я вижу их подлинными, со смягченными чертами лица, исполненными необычайной прелести, которой в деланых и старательно сохраняемых выражениях того же лица еще вчера не было и следа. Вчера, когда они еще не так устали.
