ГЛАВА VIII. НЕДЕЛЯ БЕЗ ВОЙНЫ
Перекинув через плечо два вещевых мешка — «сидора», Хамид миновал привокзальную площадь и с тяжело бьющимся сердцем зашагал по улице Тараса Шевченко. Знакомый и незнакомый город!.. Много явно приезжих, не ташкентцев. Длинные, с вздернутыми «подватенными» плечами легкие пальто из лодзинского материала в елочку — у мужчин. Женщины с широко расклешенными коротковатыми юбками в крупную клетку. Поверх одних — тоже пальтишки с «плечами», колоколом; на других — стеганые ватники. А там, где на тротуаре разгребли снег, непонятный перестук, вроде как лошади в денницах цокают копытами. Присмотрелся — на многих мужчинах и женщинах туфли, ботинки на деревянных подошвах.
У большинства прохожих лица изнуренные, с темными кругами под глазами. На каждом шагу — инвалиды. Кто без руки, кто без ноги. Большинство инвалидов в видавших виды шинелях и стоптанных кирзачах (кому есть на что надевать их), но встречаются и ребята в прокопченных в сталинградском горниле добротных полушубках.
Веселый, улыбчивый Ташкент исчез куда-то. Взамен его город суровый, угрюмый, хотя уличной суеты из-за нахлынувших сюда беженцев прибавилось. И погода не ташкентская. Хамид надеялся прогреть немного косточки после полярной стужи, а тут, пожалуй, ничуть не меньше снега, чем в Ваенге, и солнышко светит, да не греет. Суровая легла на город зима.
И все равно родной город!.. По правую руку показалось здание химфака САГУ, похожее на крепость. Хамид пересек Узбекистанскую и вышел на площадь, которая когда-то называлась Воскресенским базаром. Теперь здесь что-то затевали строить[13].
Вот и улица Кирова. В конце ее пересекает Сталинская — там и отчий дом!
Совсем стало не по себе младшему лейтенанту, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.
Однако совладал с нервами. На чугунных ногах перешел дорогу, шагнул в калитку... И глазам своим не поверил: во дворе развешивала белье... Таня Баранова!
Так уж как-то вышло, что, словно в легковесном романе, Таня оказалась не фантомом, не фикцией, а живой и здоровой девушкой, живущей с матерью в квартире Сарымсаковых. Как только грянула война, отца Тани перевели в Москву на ответственную работу. Фашисты осадили Одессу. Таню с матерью эвакуировали морем. После долгих скитаний они очутились в Ташкенте. Знакомство между семьями Барановых и Сарымсаковых давно уже стало на прочную основу. К тому же дядя Хамида со стороны матери, Шамсутдинов, тоже связал свою судьбу с Одессой. В гражданскую он сражался в бригаде Котовского. Встретил в Одессе девушку — и потерял покой и сон. Родственники девицы были категорически против («Иноверец, инородец, босяк. Пошуткует неделю-другую, а потом сядет на коня — и прощай, Одесса-мама!»). Сама же суженая была категорически — «за». И тогда лихой котовец явился делать предложение в красных кожаных галифе, перетянутый кавалерийской портупеей, при шашке и маузере, а в руке граната-лимонка. Смысл марьяжной речи влюбленного был примерно такой: дескать, мы друг дружку полюбили — и баста! А ежели что, так вот и все нежные чувства, а заодно и враги любви, превратятся в дым и пламя.
