— С этой стороны я на дело еще не смотрела.
— Вот послушай, — сказал я. — Сейчас они знают о вас, может быть, даже больше, чем вы сами. Они проследили за вашей жизнью, начиная с того момента, когда вы были еще в пеленках. И если они даже и нашли что-нибудь постыдное или темное, они этим не ограничатся и постараются сфабриковать на вас какое-нибудь дело.
— Ты считаешь, что я должна оставить все это?
— Нет, — ответил я. — Ведь ты и так уже их боишься. Ты дважды звонила мне в отель, прежде чем решилась встретиться со мной.
— Ты полагаешь, они могут принять решительные меры, если я сделаю попытку выйти из дела?
— Решительные меры — это слишком мягко сказано.
Она тяжело задышала.
— Так что же мне делать, Денни?
— Куттер уже дал документы на участок Джо Хиллу и его партнерам?
— Этого я не знаю.
— Поговори с Тайлером Морганом и спроси его об этом. В обед я сегодня занят, у меня встреча, но во второй половине дня я свободен. Ты разрешишь мне прийти, скажем, в пять?
— Конечно, Денни! Я живу на Марино-драйв, 32.
— Отлично! — сказал я. — Ты давно знаешь Вирджинию Бейли?
— Несколько лет, — ответила она. — А что?
— Ты слышала, что ее отец вторично женился?
— Слышала. Я как-то завела с ней разговор на эту тему, но она не захотела распространяться.
— И ты встречалась с его новой женой?
— Нет. — Она покачала головой. — Эдвина Бейли я не видела уже несколько месяцев.
— Даже в клубе?
— С тех пор как он женился, он не показывался в клубе. По этому поводу члены клуба на первых порах шугали, что он, дескать, занимается со своей женой самыми дикими штучками. А до этого он там бывал каждый вечер.
Видимо мы были никудышными клиентами в этой английской чайной. Это можно было заключить по лицу официантки, которая с хмурым видом поглядывала на нас. Внезапно ее заметила Луиза, и в глазах ее появился странный блеск.
— Я ничего не имею против, — сказала она достаточно громко, чтобы ее все могли услышать, — я ничего не имею против того, что они кипятят в кофе свое нижнее белье, но тогда уж они должны употреблять другой стиральный порошок, а не этот! Ведь он ужасно пенится!
