Ксен, конечно, орал, плевался и угрожал всеми карами – от отлучения до прямой дороги к Вадию, но спустя десять минут его упитанное тело висело на ближайшем дереве. Женщина почувствовала огромное удовлетворение, когда ноги ксена перестали дергаться. Там, в прошлой жизни, преступник ушел от наказания, но здесь этого не повторится. На ее землях убийцы будут кормить ворон. Она даже не подозревала, что способна получать моральное удовольствие, наблюдая за смертью себе подобных. «Только за смертью тех, кто этого заслужил», – поправил внутренний голос. Самообман? А кто его знает…
Крестьяне тихо переговаривались, но их голоса слились в единый гул, и Виктория не могла понять – одобряют ее или нет. Но ее это сегодня мало заботило, ей еще предстояло разобраться с местными.
Подошел Берт со стулом и пятеркой детишек. Он поставил детей так, чтобы они не видели догорающего костра, но от запаха деваться было некуда. Ольт позеленел и едва сдерживал тошноту, а вот Тур казался спокойным, даже едва заметно улыбнулся конту. Но его выдавали чуть подрагивающие кончики пальцев опущенных вдоль тела рук, и дышал мальчишка ртом. Остальные дети были конту незнакомы. Три девочки. Они жались к Ольту, испуганно глядя на нового хозяина. Малышня. Интересно, где их родители? Виктория ободряюще улыбнулась.
– Кир Алан, купцы продали всех детей по цене троих. Им этих мелких в какой-то деревне отдали за долги. Ну я и не стал отказываться. – Берт протянул конту тугой красный кошелек на завязках. – Брату Искореняющему он уже не нужен. Я из него рассчитался, мне Рэй велел, – тут же уточнил он, переводя стрелки хозяйского гнева на капитана.
Конт только хмыкнул, подбрасывая кошель в руке. Тяжеленький. Мелочь, а приятно.
Появился Рэй в сопровождении крепкого еще старика. Виктория заметила, что народ с площади так и не уходит, кучкуется в сторонке, прислушиваясь к разговорам, хотя обоз уже выстроился на дороге, собираясь покинуть веску.
– Староста, – буркнул Рэй, старательно отводя взгляд. Обиделся. – Бабу его тоже поймали. Это она ксену на Эльку наговорила. Из-за того, что та игуша приблудного приняла в мужья. Вот дура старая и решила, что накликает он беду на веску. Говорит, хотела только припугнуть, чтобы сошел мужик пришлый со двора, а оно вон как вышло… Запер я наушницу в хлеву общественном. Воет, как корова на сносях.
– Как допустил такое? – тихо спросил Алан у старосты. – Как позволил предать молодую бабу такой лютой смерти?
