– Послушай, Света, а как ты решилась на такое? – вдруг спросила Настя.
– На какое такое? – смущённо пролепетала Света.
– Да на это самое. Свистнуть чужие денежки и свалить за тыщи кэмэ. Ты же, насколько я понимаю, девушка сельская, простая. И вдруг – хоп и айда чёрт знает куда.
– Положим, не всегда я была сельской. Были периоды в моей жизни и городские. Училась в педучилище, например.
– И почему свалила из города?
– Ребёнка ждала. Жить в общаге?.. А работа? Пришлось бы сидеть в общаге. Голодом. А дома мать. Огород, опять же.
– А у мужа жилья не было? – продолжала расспрашивать Настя.
Света усмехнулась.
– Муж! Если б он был.
– Мать-одноночка? – вроде как, удивилась Настя.
– Почему одноночка? – обиделась Света. – У нас любовь была, пылкая, и вообще…
– Потом распылилась? Пылкая-то?
– Не лезь в душу! – нахмурилась Света и отвернулась.
Они лежали на двуспальной кровати, стоявшей посреди полупустой комнаты с розовенькими жалюзи на окнах. В кровати, которую несколько часов тому назад покинул Виктор. После того, как она перестала быть трёхспальной. Два кресла, секретер и торшер. И подвесной зеркальный потолок.
– А ребёнок где? Мальчик? Девочка?
– Мальчик. С мамой он.
Света вспомнила сына и мать, и ей стало грустно. Может быть, ради них она и пошла на эту авантюру. Вечная нищета. Постоянная нехватка денег, не на Бог весть что – на самое что ни на есть необходимое. Сын, пацан-оборвыш, который всё время хочет чего-нибудь вкусненького. Мать, рано состарившаяся, всегда не вполне здоровая, растерянная, на лице – гримаса отчаяния. С возрастом это выражение отчаяния появлялось на её лице всё чаще и чаще, пока, наконец, однажды не осталось навсегда. Разве что смерть сотрёт его или хотя бы сгладит чуть-чуть.
В дверь постучали.
– Да! – крикнула Настя и повернула голову к Свете. – Кто это такой вежливый? Уж не прислугу ли нам дали?
Вошёл Виктор, в джинсах, водолазке и пиджаке, выбритый и причёсанный.
– Подъём, старушки! – вместо приветствия произнёс он. – На всё про всё тридцать минут. Сбор в столовой.
И повернулся, чтобы выйти из комнаты.
– Стой! – остановила его Настя. – Что за официальный тон? И почему ты едва ли не в парандже? Забежал, прокукарекал… Мог бы и потоптать, наверное?
– Девочки, одиннадцатый час уже, – сообщил Виктор. – Подъём. Быстро вставайте и – в столовую. Глаза и губы потом нарисуете.
