– Давай-давай, нэ нада атвликаца, – мотнул головой Лёма.
– А-а-а! – завопил Литиков, подался назад, а потом бросился в ноги Лёме. Обвив одну из них обеими руками, он достиг того, что противник не удержался на ногах и повалился на спину.
Упав на пол, Лёма сначала взвыл от боли, а затем огрел Литикова кулаком между лопаток. В ответ на удар Литиков вцепился зубами в ляжку врага. И Лёма вновь завопил от боли. Алексей бросился на помощь коллеге. После достаточно продолжительной борьбы Литиков был содран с ноги Лёмы, вместе с куском штанины, и тюремщики убрались прочь.
Придя в себя, Литиков отыскал взглядом Бабухина, который сидел у стены, в зубах у него была пачка сигарет.
– Откуда курево? – удивился Литиков.
– Из чечена выпало. Вставь мне и подожги.
Оба закурили. Затянувшись пару раз, Литиков презрительно ухмыльнулся.
– Где ты, интересно, находился, когда я сигареты из них вытряхивал? У стеночки сидел? А сейчас дымишь, гляжу, как путный.
– Ты напряги, юноша, все свои мышцы и попробуй вспомнить, чего мы хотели. Покурить только или свободу обрести?
– Свободу.
– Вот именно, – покивал головой Бабухин.
– А где же ты был, когда я за свободу боролся? – вскинулся Литиков. – Один против двоих! А ты стоял и любовался!
Бабухин пожал плечами.
– Да чем там любоваться-то было? Возня щенячья.
– А ты, пёс матёрый, стоял, хвост поджав, у стеночки!
– Я стоял под дулом пистолета, – веско произнёс Бабухин.
– Под каким дулом?
– Под дулом Андрея.
– Не видел никакого Андрея, – пробормотал Литиков.
– Что ты мог там видеть, в прострацию помещённый? Смотрел только, кого бы за ногу цапнуть со страху.
– Не знаю, кто больше в прострации был, я или ты! – огрызнулся Литиков.
– Да нечего тут знать. Ты почему без команды руками начал размахивать? Я говорил про тёплую зиму и холодное лето? Нет. И скажи после этого, что не в прострации был. А твой отзыв? – издевательски выговаривал Бабухин. – Ты был нем, как рыба. Глух и нем. Впрочем, что-то лопотал ты там. Нечленораздельное. Бы-бы-бы.
Бабухин замолчал.
– Легче всего других винить, – сказал с обидой Литиков.
– Ладно, если они расценили это как эксцесс слабонервного, – задумчиво произнёс Бабухин. – А вот если они просекли, хотя бы частично, наш замысел – жди ужесточения режима содержания.
– И мне наручники наденут? – ахнул Литиков.
– И тебе. А может, и ещё чего придумают.
– Тогда хана, – заключил Литиков. – Была хоть надежда.
Бабухин скептически усмехнулся.
– Какая на тебя надежда! Видели.
