Краще тоби будэ,
Чем у ридной маты!..
Разошлись поздно, и сон был муторный, тяжелый.
«Поедем, Галя! Поедем с нами!..» — всю ночь кричал кто-то ему на ухо. Николай тянул на голову пальто и настойчиво говорил Вале: «Ты верь, жди! Не может быть, чтобы судьба развела нас! Слышишь? Верь!»
За окном, затянутым горбатыми наростами льда, наплывала черная громада тайги. Шумел ветер.
На рассвете в вагоне было тихо и скучно. Люди спали. Николай лежал, закинув руки, смотрел, не мигая, на мутную лампочку. Вспоминал станицу, хату, колодезь с журавлем и степь, горькую от паленого жнивья, мать с вечно занятыми руками и подоткнутой юбкой.
Мать состарилась рано, все прибаливала. Отец, черный как жук, пропадал в поле. А Колька присматривался, учился понимать непонятную жизнь взрослых и сделал неопровержимый вывод: все идет правильно, жизнь человеческая трудна, так оно и должно быть…
Он знал, что отцу с матерью будет нелегко учить его, но так уж повелось, что всякий мало-мальски успевающий десятиклассник шел в институт. Пошел и Николай. Это была не первая и не последняя жертва поколения родителей в счет будущего.
В институте ребята подобрались один к одному — в геологию шел крепкий, жадный до жизни народ. Дружно «болели» на сессиях, шумели на комсомольских собраниях, готовили нехитрые вечеринки с гитарой и стихами. Читали «Страну Муравию» молодого поэта Твардовского и переписанные из старых книжек стихи Есенина, ссорились из-за Маяковского и рубленой строки. Николай в спорах не участвовал, полагая, что не очень сведущ в поэзии, однако рубленую строку не признавал.
Сашка обожал Маяковского и рубленую строку.
Николай не очень понимал стихи, но был первым игроком в институтской волейбольной команде. У него был сильный торс и невероятный прямой удар. Взлетая над сеткой, он с маху резал по мячу с короткого паса — уйти от гола было невозможно. Перед соревнованиями в институте обычно раздавались вопли болельщиков: «Пошли! Сегодня Колька Горбачев играет!»
Саша затеял игру с медиками. «И тут-то таилась погибель моя!» — сетовал он потом в минуты откровения. После памятных соревнований их постоянно видели втроем — Сашку, Николая и Валю — и даже присвоили их триумвирату название «Сердца трех»…
Парни целый год исправно старались не мешать друг другу. Продолжали дружить, прямо смотрели друг другу в глаза, думая, однако, об одном: «Когда же наконец ты отстанешь, дубина!»
Разъяснилось все без объяснений, случайно.
