— Полагается дорогу делать, но когда ж ее ждать-то? — ответил Шумихин. — Синявин орел, а не тракторист! Лесок у нас жиденький, вот он и приспособился!
— Это же гроб трактору!
— Я говорил. А он кричит: у меня, мол, танк! Но беречь бережет, цел пока, а нужды в лесе не было.
— Запретить надо, а то мы так без тракторов скоро останемся, — сказал Николай, но слов его уже не было слышно. Мимо громыхал трактор, клацая сверкающими башмаками. Чумазая, белозубая физиономия тракториста улыбалась.
Шумихин хитро взглянул на Николая:
— Николай Алексеич, да как же ему укорот дать, когда время такое? Вот те, что яблоньки на Север продвигают, — они ведь тоже напролом? И выходит у них? Да и картошку на нефтепромыслах садить тоже никакими инструкциями не предусмотрено, а надо, — значит, придется садить?
— Мозгами, головой надо напролом ходить, а не государственной ценностью и не людским терпением! Как думаешь?
Шумихин только вздохнул.
Около палатки-конюшни встретили Останина, который жадно смотрел со стороны на упитанных лошадей, ходил около груженых саней, перетирал в заскорузлых ладонях зерна овса. Издали казалось, что он разговаривает с лошадьми.
Николай по-хозяйски оглядел сбрую, обоз, почти у всех лошадей проверил копыта и зубы. Останин ходил следом, наблюдал. Начальник крепкими пальцами умело охватывал бархатистый и нежный храп коня, и тот, высоко задирая голову, послушно раскрывал парную, смоченную зеленой слюной пасть, показывая коренные зубы.
Под конец Николай ткнул старого мерина локтем, чтобы посторонился, потом вытер полой ватника руки, улыбнулся, довольный.
— Ну что ж, кони добрые, не знаю, чего их забраковали.
— В армию — строго! — пояснил Шумихин. — Может, засекаются, может, с норовом какая. У нас пройдут и с норовом.
— Конюха теперь надо хорошего, Захарыч, чтоб берег скотину. Лошади нас здорово в лесу выручат…
Старик понимающе кивнул в ответ, а Николай вдруг обратил внимание на Останина:
— Видать, мужик любит лошадей? Может, назначим его конюхом?
Шумихин только ахнул:
— Этого вредителя?! На материальную ответственность?! — И набросился на Останина: — Ты чего торчишь тут?
Останин с откровенной злобой отвернулся:
— На обоз пришел глянуть… Я свое сделал, свободен.
— А рабочее время?
— Чего я там лишнего буду торчать? Тайги, что ли, не видал за жизнь?
— Шкура, дьявол! Лошадей пришел глядеть! А полнормы в лесу утаил за здорово живешь! Это до каких пор будет продолжаться, заноза?
Останин забормотал что-то, вроде чертыхнулся, и оборвал десятника:
