— Это государственный эталон! — кричал он тогда на Алешку. — Копия его из земного поперечника происходит! А ты что сделал, вредитель паршивый?!
Нынешняя история с сосновыми хлыстами особенно ничего не добавляла к репутации Шумихина. Степан Глыбин, однако, не прекращал разговора.
— И куда ему столько дорог и просек! — возмущенно говорил он о десятнике. — На полтораста верст в тайгу залезли — и все мало. Теперь, говорит, надо усы от главной трассы тянуть в разные стороны… До окончания войны хватит этой тайги на нашу голову.
— Да, к самому Полярному кругу едем… — снова вздохнул Сто двадцать и вдруг поднял голову к Алексею. — Ты, заводной, не спрашивал десятника, что тут строить собираются?
— Оглобли к пушкам будешь заготовлять! — со злобой сказал Алешка и отвернулся.
— Военная тайна! — досадливо сказал Степан Глыбин и желчно усмехнулся. — У нас все тайна…
Замолчали. Тут-то в барак вбежал кто-то с погрузки и зычно сообщил:
— Новый начальник приехал, братцы!
Вокруг печки сразу образовалась толпа. Загомонили, задымили цигарками. Те, что оставались на топчанах, поднимали головы.
— Пожар, что ли?
— Новый начальник, дурья башка! Нефть будто бы из-под земли собираются качать на этом самом месте!
— Что ж, она, нефть, лучшего места, что ли, не нашла, что влезла в этакий бурелом?
— Шумихин, стало быть, на второй план теперь?
На минуту все замолчали. Кому-то, возможно, стало жаль старого десятника. Что ни говори, а понижают человека. А ведь с ним тут первую землянку рыли… Другой вздохнул с облегчением, будто в жизни уже переменилось самое главное.
— Ну, новый-то, может, поскорее о жилье подумает, — с надеждой сказал кто-то в углу и тоскливо оглядел барак — закопченный потолок из неструганых досок, глыбы намерзшего на подоконниках льда, рассохшиеся двери, в щелях которых посвистывал ветер. — Не барак, трактир трех бродяг!
— Насчет хорошего не жди, не то время! — мрачно махнул рукой Сто двадцать. — Новая метла, брат, чище метет!
— Мы работы не боимся, лишь бы хлебово было! — дурачился Алешка.
А человек, принесший известие о новом начальнике, задумчиво сказал у печи:
— Посмотрел я — совсем молодой парень-то… Из геологов, сказывают.
— Из геологов? — с горячим любопытством спросил Алешка и немедленно оказался у печки. — Вот это да! Значит, пр-равильное дело будет! Останыч, от оглобель я тебя освобождаю! — крикнул он старику со странной кличкой.
Алешка присел на корточки, пошуровал в печке, подбросил соснового смолья и березовых чурок с кудрявистой берестой. В раскаленном зеве печки с угрожающим гудом вскипело пламя. Живое, чуть курносое, самоуверенно-диковатое лицо парня и обнаженная грудь отливали медным блеском. Он блаженно щурил глаза, причмокивал пухлыми губами, раскуривая цигарку. Потом захлопнул жестяную дверцу, присел на скамью. Барак снова погрузился в сумрак, багрово засветились раскаленные бока печки. В тишине явственно слышалось глубокое дыхание и покашливание уставших на лесосеке людей.
