делили свои общинные земли на узкие и вытянутые участки, параллельные друг другу
>{54}. Внутри каждого картье — было ли оно результатом относительно недавних расчисток, или же вело свое начало из глубины веков — деление земли на узкие, прилегающие друг к другу парцеллы, можно было осуществить лишь по общему плану и сообща. Проводилось ли это по приказу и под управлением одного господина? В данный момент вопрос не в этом. Даже имея главу, группа, тем не менее, остается группой. Такое устройство обязывало к согласованности севооборота. Можно не сомневаться в том, что это последствие было заранее предусмотрено и воспринято как совершенно естественное, поскольку оно отвечало общей точке зрения
[49].
Относительно принудительного выпаса нельзя сказать, что он настоятельно диктовался формой полей. В сущности, можно было бы избежать неудобств этого расположения парцелл: каждый земледелец мог бы оставлять свое поле только для своего собственного скота, привязывая животных, как это делали и еще сейчас делают при других аграрных распорядках. На деле выпас был коллективным прежде всего в силу следующей идеи или привычной мысли: свободная от плодов земля, как полагали, переставала быть объектом индивидуального присвоения. Послушаем наших старых юристов. Многие из них прекрасно выразили эту мысль. Лучше всего это сделал Эзеб Лорьер[50] в эпоху Людовика XIV: «По общему праву Франции [имеются в виду области открытых полей, которые одни только были хорошо известны Лорьеру. — М. Б.], индивидуальные участки защищаются и охраняются лишь до тех пор, пока не снят урожай; когда же он убран, земля в силу своего рода закона становится общей для всех людей, как для богатых, так и бедных в равной степени»>{55}.
Это мощное воздействие коллектива чувствовалось также и во многих других обычаях. Оставим в стороне, если угодно, право сбора колосьев после жатвы. Это право было особенно устойчивым в тех районах, которыми мы в данный момент занимаемся и где оно распространялось (если не юридически, то практически) часто не только на инвалидов и женщин, но на все население и на все поля без различия. Однако оно не может считаться характерным признаком какого-либо одного аграрного распорядка. Это опиравшееся на библию право было во Франции почти повсеместным, в более или менее ярких или смягченных формах. Зато нет ничего более характерного для длинных полей, чем право сбора соломы (droit déteule); на жнивье не сразу пускали скот; сперва на нем люди собирали солому (в этом смысле надо понимать термин droit déteule), которую употребляли для кровли домов, для подстилки скоту, а иногда для топки очагов; солому собирали на пашне, не заботясь о соблюдении границ участков, и это право было столь почтенным, что земледельцу не разрешалось действовать в ущерб ему, срезая колосья слишком близко от земли. Коса предназначается для лугов; на засеянной же пашне дозволен был — парламенты очень следили за этим еще в XVIII веке — только высоко срезающий сери. Следовательно, в многочисленных местностях (как правило, с длинными полями), где осуществлялся этот сервитут, урожай не принадлежал целиком хозяину земли: колос доставался ему, солома — всем
