– Дайте то, что нужно.
Торгующий на ярмарке должен знать спрос на свой товар.
– Купец Кузнецов, – говорит т. Малышев, – знал потребность ярмарки в товаре. Нашим купцам нужно научиться тому же!
Дельцы бегут на работу – на биржевое собрание.
Милиционер строго озирает дорожки.
Не швырнул ли кто‐нибудь окурка?
Но никто не нарушил институтской чистоты песочной аллеи, и милиционер отходит к входу в Пассаж.
В Бразильском саду, где между деревьями и матовым прудом расположились ярмарочные увеселения, раздаются разрозненные звука медного вальса.
Ахают, скрипят и летают качели.
Мордатые младенцы блаженно раскатывают на карусельных жирафах.
С воздушных перекидок слышится визг.
Атлет в пиджаке на голое тело ходит у входа в театр и железным голосом выкрикивает:
– Напрасно вы здесь стоите, здесь ничего не будет показано, будет показано только внутри, билет стоит тридцать копеек, напрасно вы здесь стоите, показано будет только внутри.
Клоун орет и щиплет себя за штаны.
Шестеро парней отважно дуют в медные трубы, директор зверинца кричит сквозь гром:
– Сейчас начинается грандиоз… – А что у тебя есть? – спрашивает недоверчивая толпа. – Тигр есть?
– Настоящий! – уверяет директор. – Настоящий тигр. Советский! – загадочно добавляет он.
Толпа ошеломленно покупает билеты.
В зверинце она находит одного каменного верблюда, пять штук медведей и черного моржа.
Морж походит на известного писателя Боборыкина и радостно хрипит, если ему сказать «Петя».
Тигра нет.
Но толпа не обижается и спешит дальше.
Трубы визжат так, будто в каждой из них спрятана рожающая кошка.
Гулянье и смех продолжаются до позднего вечера.
На седьмой день пути водное пространство, дорога между Европой и Америкой, кончается. Статуя Свободы тычет в небо свой факел. Это парадная Америка. За «Свободой» идет черный дым. Это будничная Америка. Но о заводах позже.
Глаз и ухо разбиты. Глаз и ухо парализованы тем, что можно увидеть и услышать.
Десятки лифтов, набитых людьми, несутся в высь тридцатиэтажного дома, тысячи людей переходят мосты, миллионы толкаются на улицах, асфальтированные мостовые запружены автомобилями (лошадей нет); в грандиозных залах вокзалов, куда ежеминутно подскакивают поезда, человек кажется мухой, а двухтысячная толпа незаметна.
Здесь все огромно.
В универсальный магазин в день приходит сто тысяч покупателей, в гостинице три тысячи комнат, на телефонной станции десять тысяч телефонисток, в страховой компании пятнадцать тысяч конторщиков.
