28 сентября в саду имени Кухмистерова лектором Мошиным была прочитана лекция под названием «Человечество – рабочая семья».
Если организаторы лекции и имели какое‐нибудь представление о том, как лекции устраиваются, то это представление назовем мягко неверным.
Прежде всего необходимо было расклеить афиши. Принимая во внимание, что сад рассчитан только на «своих» обычных посетителей. Можно было ограничиться афишей хотя бы только на воротах сада.
Но и так сделано не было. Вместо этого висела афиша о гастролях знаменитых велосипедистов братьев дю-Монд.
Братья дю-Монд находились тут же; они красили свой трек, без всякого французского прононса напевая «По морям, по волнам».
Зато больше почти никого не было.
Точно – было восемь человек.
Две девицы, протомившись с четверть часа, ушли, распространяя печальную весть:
– Кина не будет.
С девицами ушли их поклонники.
Таким образом аудитория сократилась сразу на пятьдесят процентов.
Остальные вяло и отвлеченно (никого из администрации в саду не было) ругались.
Зашли в сад два милиционера, жизнерадостно обложили культработу вообще, деятельность братьев дю-Монд одобрили и благоразумно сгинули.
Затем публика, ободренная прибытием в сад семи здоровенных комсомольцев, нашла садового сторожа, умолила его открыть зал, и лекция началась.
Темой лекции явилось грядущее перенаселение земли.
Здравой целью лектора было, как видно, желание доказать, что только объединенный пролетариат, только связанное в одну рабочую семью все человечество сможет справиться с этой угрозой.
Все это надо было хорошо рассказать и объяснить.
Ни того, ни другого, однако, не случилось.
Рассказывал лектор темно, главную мысль затирали излишние мелочи, и изловить ее снова было для рабочего слушателя задачей большого труда.
Какая‐то необычайно легковесная лекция, лекция не нужная и ничего не прибавляющая к знаниям рабочего.
Немногочисленная аудитория наградила лектора тоскливым, укорительным аплодисментом и с радостной торопливостью разошлась.
Больше ничего культурно-просветительного в этот вечер не случилось.
Советский пошляк обнаглел не сразу.
Сначала он был поведения тишайшего, привычек скромнейших. Следы его можно было обнаружить разве только в самой гаденькой лавочке.
К дрянненькой толстовке он прикалывал узенький плакат:
«Толстовка фасона “Полпред”». Или: «Фасон “Пролетарская Муза”».
Те умилительные времена прошли безвозвратно. Ныне совпошляк продирается в люди и работает, не покладая лап. Старательно и терпеливо он покрывает слюной все советские факты, ко всему приспособляется и ко всему припутывает свои тошнотворные привычки.
