Ателье пятый и десятый раз наполняется светом прожекторов – сложная и долгая проба актеров продолжается.
Между тем сколько есть людей, которые так подходят кино, что никакой пробы им делать не надо. Но большей частью этих людей работать в кино не заманишь.
Этим летом во время съемок на юге режиссер, работая на пароходе, увидел удивительного кочегара. Его голова совершенно и поразительно походила на череп. Когда этот человек смеялся, то был страшен. Темные очки, которые он носил, увеличивали сходство. Это был клад для кино.
С трудом его уговорили сниматься. Назначили день съемки и напрасно прождали. Кочегар не явился и вообще не являлся. Только потом узнали, что жена, побоявшись, как бы «череп» не увлекся киноактрисами, сняла с него сапоги и пиджак. «Черепу» не в чем было прийти на съемку.
В то же приблизительно время предложили сниматься пароходному технику – китайцу.
– Нельзя. Меня повесят!
– Кто повесит?
– В Китае.
Оказалось, что китаец – коммунист и о своем пребывании в России ему меньше всего хотелось бы дать знать отечественной полиции. Картина же может попасть в Китай, где его лицо хорошо известно.
Из-за этой съемки ему пришлось бы, может быть, отказаться от возвращения на партийную работу в Китай.
(«Медвежья свадьба»)
Итак, мыши снова скребутся. «В старинном замке скребутся мыши, в старинном замке, где много книг».
В «Медвежьей свадьбе» ровно сто процентов довоенного качества. Ни на один процент меньше. Зато и не больше.
И если бы не была в конце картины показана фабричная марка «Межрабпома-Руси», то народы так бы и ушли из кино в убеждении, что картину делали у Ермольева.
Это не в упрек сказано. Ермольев сочинял ведь и хорошие картины. Но это и не в похвалу – Ермольев работал не в 1925 году, а в 1917‐м.
Могу сказать, что нельзя требовать современности для картины, самый сюжет которой касается происшествий баснословных, дошедших до нас в сценической обработке исключительно благодаря любезности т. Луначарского, сделавшего из повести Мериме пьесу, и т. Гребнера, пьесу эту переделавшего в сценарий.
Никто и не требует, чтобы борьба крестьян с литовским графом, в которого не совсем правдоподобно вселился медведь, носила пламенно-марксистский характер.
Но совершенно необходимо, чтобы советская картина не пахла «Золотой серией».
В «Медвежьей свадьбе», которая сделана с большим умением и вообще похожа на картину (это у нас редко) в том смысле, что действие в ней правильно и хорошо развивается, нехорошо изобилие сов, руин, молний, мрачных ливней, зловещих старух и гнущихся под бурей деревьев.
