Мы все актеры | страница 10
ОЛЕГ: Хорошо, блин, кормила. Не как ты – фасолевый суп.
ШАХЗОДА (с ошеломляюще грациозным поклоном): Готов, сейчас подам. (Берет в руки подставку из проволоки, как драгоценное украшенье из сокровищницы).
ШУРКА: Дружба народов, блин. А я при советской власти десять классов закончить не успела.
Шахзода легким движеньем ставит на стол кривую кастрюлю. Садятся к столу – Ирина Сергевна и две молодые пары. Тут же дверь в заднюю комнату отворяется с душераздирающим скрипом. Выходят, руки в брюки, двое явных брюнетов. Тяжелоносые, тяжеловзглядые, в темных дешевых свитерах, серых вязаных шапочках с отворотами. На лицах холодная тоска.
ШУРКА: А эти, блин, откуда? Еще утром там пусто было… караван-сарай, блин…
ИРИНА СЕРГЕВНА: Это братья Шахзоды, Озод и Сабир.
ОЗОД и САБИР (заунывно): Здрассьте. Как вы?
ИРИНА СЕРГЕВНА: Садитесь, милые.
Милые не заставляют себя долго ждать и садятся прямо в шапках. Сестра достала тарелки и налила суп. Холера приподнимается с лавки и пытается заглянуть в кастрюльку, не осталось ли там чего. Но Шурка грубо захлопывает крышку. Холера ловит коротким носом запах, глохнущий в холодной кухне.
ШУРКА: Поди, Холера, настучи ментам, сколько нас сегодня за столом. Считать умеешь? или только штыри в разъемы вставлять, блин?
Холера плюхается обратно на скамью. Поправляет на плечах пальто внакидку. Роняет на грудь некрасиво стриженную седую голову и стихает. Минуту-другую едят молча. На авансцене Марсик точит когти об притолоку. Потом вываливается боком в меркнущий палисадник. Там пугает и ловит Синицу, но она не дается в лапы. Шариф встает захлопнуть дверь. Его опережает человек в маске, закрывающий двери наподобие швейцара, отдав прежде коту честь.
ШУРКА (нарушает молчанье за столом): Коммуна, блин.
ХОЛЕРА (воскресая, снова поднимает тяжелую башку на безобразно толстой шее): Парижская! Восемнадцатое марта!
ШУРКА: Тебе, Холера в Париж самая дорога. ( Тянет ее за грязный фартук). Ив Сен-Лоран! От кутюр!
САБИР (мрачно): Не тюрки! Таджики не тюрки!
ИРИНА СЕРГЕВНА: И не тюрки и не чурки, эти Шурки сами дурки. Мольер во гробе радуется.
Холера незаметно встает. Надевает пальто в рукава. Уходит на негнущихся широко расставленных отёчных ногах, неслышно затворив за собой дверь. Человек в маске показывает ей вслед большим пальцем, загнувши остальные четыре.
ШУРКА (к Ирине Сергевне, кивая на братьев Шахзоды): И как Вы, Ирина Сергевна, этих двоих пустить в дом не побоялись? Моджахеды, блин.