Продолжение следует | страница 76



Борис никогда не влюблялся, даже не знал, что это такое. Расчет всегда удачно сочетался со сдобностью блондинок. Но в нонешних условиях выбирать не приходится. Скоро Борис очутился в квартирке из двух изолированных комнат – Ольга носилась по ней, ударяясь о стены, точно бабочка о стекло: всё пыталась ему услужить. Через два дня Борис сбежал в родной подвал. Сил его не стало. Явилась за ним и Ольга. Не громко, но вполне явственно канючила: «Пойдем, Боренька… там теплая постелька… я купила красной икорки». Все опускали глаза. Кончилось тем, что на красную икорку пошел Фарух. Вернее, поехал. Ольга хотела взять такси – Фарух не позволил. По сказочному стеченью обстоятельств поехали на том же дырявом троллейбусе. Трусился мелкий снежок, залетая в дыру. Похоже, при жизни Бориса этот троллейбус не починят и не заменят. Хотя поживем – увидим. Пока что служит вещественным доказательством могущества небесных властей. Не проси чего не след. Фарух зачастил «на икорку», но подвала не покинул и дружеству не изменил. Борис же как безлюбым был, так безлюбым пока и остается. Знать, судьба его такая, что нельзя ему любить. Хотя опять же поживем – увидим. Встречается с Ольгой в коридоре – та улыбается как ни в чем не бывало. Даже похорошела – не его, Борисовыми, стараньями. Черт возьми, как всё переплетено. Не будем, по совету Стерна, выдергивать ни одной нити, чтобы не испортить всей ткани.

Настал декабрь. Снег валил как нанятый. Борис выходил помогать Фаруху. Кончался год, а конца свету не видно было. Не летела к нам планета Меланхолия, и Борисова меланхолия улеглась. Он изобретал на ходу слоганы для Олеговой мебельной торговли. Ленин с Чапаевым их распевали на нехитрые мотивы, добавляя от себя паскудные рифмы. Тут на веселого Бориса свалилась новая удача. Иван Николаич скомандовал оставить с нового года преподаванье и переходить жить к нему на ролях секретаря. Способный Борис легко составлял тексты на церковно-славянском и даже мог к месту вставить цитату на древнееврейском. Иван Николаич охотно свалил на Бориса большую часть работы с малограмотными церковными иерархами, которые «Христос воскрес» сказать не умеют, а мямлят – «с праздником святой пасхи». Жил Иван Николаич один в трех комнатах. Жена сбежала от него в первые постперестроечные годы – тогда вузовский профессор не мог себе позволить пообедать в студенческой столовой. Вышла за немца и была такова. Дочери за новыми русскими, живут отдельно. Теперь Иван Николаич оперился, завел приходящую домработницу Олесю. Та подавала обед Борису, с наслажденьем копавшемуся в старинных книгах. В подвал ходили вдвоем с профессором, но отлучиться помочь Фаруху у Бориса не получалось – отец Александр занимал его ученой беседой. Семен стал смотреть на Бориса снизу вверх, а не наоборот. (Некогда, свесившись с элитной веранды, глядел вниз на товарища, подметавшего двор.) Степановна гордилась знакомством с Борисом и в простоте не помнила, что своими руками вытаскивала его, точно бегемота из болота. И Серега забыл, как пригрел Бориса под полой своего полушубка.