Одна кассета завалилась за ящик письменного стола и уцелела при уборке. Игорь нашел ее месяца через три, когда расстановка сил в квартире полностью определилась. Он тут же воспроизвел видеозапись и строго спросил Вику: кто это? Вика, столь находчивая, когда дело касалось ее торговли, тут дала маху. Приняла виноватый вид, замялась, не вдруг нашлась ответить. Игорю показалось – такая фотомордия раньше мелькала среди фоток в Викином компьютере. Правильно показалось. Упущенье… надо было стереть. Теперь Вика принуждена была отчитаться в недавнем прошлом. Дело не в том, что был, конечно же был кто-то. Дело в том, что исчез при невыясненных обстоятельствах. Прямо скажем, при несколько необычных – в том и состояла причина Викиного замешательства. Игорь же был хирургом не в каком-то ином ведомственном госпитале, а конкретно в госпитале МВД. Не удивительно, что ему всюду мерещился криминал. Тем более что казенный спирт был под замком именно у него, он-то его в тягучие ночные дежурства и попивал. Кассету Игорь сунул в карман. После безо всякого перехода задал вроде бы не относящийся к делу вопрос: что за дыра у нас в обоих замках? И попал в точку – Вика смутилась окончательно. Игорь не стал слушать ее сбивчивых объяснений. Ушел в свою! комнату, закрылся на слегка поврежденный замок, взял телефонную книгу и стал звонить в центр славянской письменности. Получилось. Ему дали сотовый телефон Бориса.
Пустое дело. Борис зарядного устройства у Вики в страшной спешке не нашел. И вообще не включал ни разу мобильника с той самой ночевки в клетке. Стоял февраль. Мело, мело по всей земле, во все пределы. Когда Борис ложился на кровать с железной сеткой, что уступил ему Фарух, и закрывал глаза – перед ними высились одни сугробы. Фарух с Серегой смотрели допотопный ламповый черно-белый телевизор. Там мелькали голые девушки. Их особенно любил Фарух: ему казалось, что он уже в мусульманском раю и видит гурий. Скромный Серега помалкивал. Фарух, взглянув на усталого Бориса, выключал звук, и тихий ангел пролетал под низким потолком – по диагонали, чтобы путь получился подлинней. А утром оказывалось, что деревья поломались под тяжестью выпавшего за ночь снега. У Бориса ныла спина и тянуло ноги. Адонаи, всесильный бог моего народа! не дай мне сломаться под тяжестью жизни подобно этим деревьям. Одинокая женщина, техник-смотритель, думала, что за Бориса работает двужильный Фарух и дивилась прочности их симбиоза. Серега умудрился до сих пор не попасться ей на глаза. Его хранил Николай-угодник, усердный ко всем поморам. И сам Серега в работе нащупал прирожденное усердие помора – метель помогла. Гребет и гребет, точно экскаватор. В просвет между пятиэтажками видно улицу. Едут одна за одной снегоуборочные машины. А вот тащится закрытый автомобиль побольше реанимационного. На дверце православный крест. Острым зреньем Серега различает надпись: помощь бездомным. Очень похоже на собачий ящик. Серега на всякий случай отступает поглубже во двор. Борис, жив еще? (Борис не отвечает.) Ступай домой, я сам закончу. Борис плетется «домой», сейчас это значит – к Фаруху. Благо ключ есть. Про томных блондинок брежневских времен Борис не вспоминает. Посмотрели бы они, постаревшие цирцеи, что сталось с их кудрявым поэтом. Вьюга опять за свое. Нарушает порядок, с трудом наведенный Борисом. Север-убийца, уймешься ли ты наконец?
