Пит юркнул в кухню, схватил ботинки и куртку и вышел. Первое, что он заметил, — на ступеньках черного хода не было никакого льда. Отец солгал об этом. Было слишком тепло для льда, по крайней мере на солнце. До весны еще оставалось шесть недель, но оттепель продолжалась уже неделю, и из всего снега во дворе осталось только несколько покрытых корочкой кучек под деревьями. Пит подошел к забору и открыл калитку.
Одним из преимуществ жизни в Норт Сайде было наличие незастроенной участка размером с квартал по Сикоморной улице. Пять акров непролазных кустов и приземистых деревьев тянулись вниз, к замерзшей речушке. Папа Пита говорил, что этот участок в таком состоянии находится уже давно и, вероятнее всего, таковой в ближайшее время и останется из-за какого-то бесконечного спора о том, кому она принадлежит, и что можно было бы на ней построить. «В конце концов, от этих споров никто не выигрывает, только юристы, — сказал он Питу. — Помни это».
По мнению Пита, дети, которые хотели немного отдохнуть от родителей, тоже выигрывали.
Дорожка шла извилистой диагональю мимо обнаженные зимой деревья, в конце упираясь в Зал отдыха на Березовой улице, старый Нортфилдский молодежный центр, который доживал последние дни. В теплую погоду на дорожке и вокруг слонялись старшие ребята — приводили сюда своих подружек, курили сигареты или дурь, пили пиво, — но этого времени там никого не было. А если взрослых ребят нет, значит, путь свободен.
Иногда Пит приводил сюда сестру, когда родители серьезно заводились, а это случалось все чаще и чаще. Придя в Зал отдыха, они бросали мяч в ко-шик, смотрели видео или играли в шашки. Он не знал, куда поведет ее, если Зал закроется. Здесь и пойти было больше ни куда, кроме «Зоне», круглосуточной лавки. Сам он, прогуливаясь в одиночестве, доходил только до ручья, бросал камни в воду или зимой разбивал ними лед, проверяя, сможет пробить дыру, и наслаждаясь покоем.
Авки-гавки — это, конечно, плохо, но больше всего он боялся, что папа — который всегда за таблетки оксиконтина был всегда немного не в себе — когда-нибудь поднимет руку на мать. Это уже окончательно разорвет ткань их брака. А если нет? Если она будет терпеть побои? Это было бы еще хуже.
«Но этого никогда не случится, — убеждал себя Пит. — Папа никогда не сделает такого».
А если таки сделает?
Сегодня днем река еще была покрыта льдом, но лед сдавался прогнившим и был весь покрыт большими желтыми пятнами, как будто какой-то великан здесь остановился помочиться. Выходить на него Пит не решился. Нет, если бы лед проломился, он бы не утонул, ничего такого — воды здесь было по колено, — но ему не хотелось возвращаться в дома и объяснять, почему штаны и носки мокрые. Он сел на поваленное дерево, бросил несколько камней (маленькие отскакивали и катились, а большие пробивали желтые полосы), потом просто стал смотреть на небо. С запада на восток по нему плыли пушистые облака, больше похожие на весенние, чем на зимние. Одна туча напоминала старуху с горбом (а может, это был рюкзак?), другая — зайца, был там еще дракон и…
