— Быстрее! — хрипит он.
Она ускоряет темп. Раскрыв рот, он мотает головой вправо-влево. Его крики переходят в частые свистящие вздохи.
— Давай, сука! Быстрее! Хорошо! А-ах! А-ах!
Не зная, что он наблюдает за ней в щелку из-под опущенных век, она поворачивает голову и улыбается висящей на стене гравюре с китайскими иероглифами. Ее губы растягиваются, открыв два ряда мелких зубов. Пьянея от досады, он дает ей увесистого шлепка по ягодицам.
— Давай же, ну! Быстрее! Кончим вместе… Ты готова? Я уже готов! Да! А-ах!
Он испускает протяжный вопль.
Она обмякает на нем, думая, что он кончил.
Он лежит, ошеломленный. Никогда за всю свою жизнь он не позволял себе так кричать.
Крик опустошил его и принес чувство освобожденности.
Кричать, оказывается, лучше, чем кончать.
* * *
Площадь Сен-Сюльпис. Первая летняя жара; с женщин, как листья с деревьев, облетели одежки. В «Кафе-де-ла-Мэри» Филипп проходит через зал, полный гула голосов и сигаретного дыма, к узкой лестнице слева от туалета. Поднимается по крутым ступенькам.
На втором этаже тихо, ни души. За окном густая листва старого каштана и шпиль церкви.
Она приходит с опозданием. На ней зеленое муслиновое платье. Вбежав, опускается на диванчик.
— Здесь нам не помешают.
Он начинает с комплимента — привычка политика:
— Ты великолепно выглядишь. Какое красивое платье.
— Тебе нравится? С тех пор как я вступила в «Земной Мандат», приходится носить каждый день другой цвет, в строго определенном порядке. Семь дней недели — семь цветов радуги.
— Вот как?
— Ты не находишь, что мне это на пользу?
— И да и нет.
— Послушай, Филипп, сколько ты меня знаешь, я всегда носила черный цвет. Исключение делала только для красного. Ни синего, ни зеленого, оранжевого, желтого — никогда. Теперь я чувствую себя не такой мрачной, более открытой миру.
— Может быть… Не помню…
— Конечно, ты не помнишь. Для тебя женщины — так, мебель в зале приемов. Чтобы было куда присесть, стряхнуть пепел, положить газеты и журналы. Ты когда-нибудь рассматривал мебель на улице Варенн?
— Это обвинение?
— Это попытка объяснить тебе, что «Земной Мандат» придумали не дураки. Мне почти хочется по-настоящему обратиться. Ты давно смотрел на себя в зеркало, Филипп? Сколько лет ты ходишь с кислым лицом, презрительным взглядом, ехидной улыбочкой. Ты ведь был красавцем, когда я с тобой познакомилась. А теперь стал копией твоего министра, брызжешь слюной и размахиваешь руками в точности как он.
— Прекрати меня поучать, — ворчливо отбивается Филипп. — Где официанты, почему к нам никто не подходит? У меня в пять встреча в Сенате.
