Характеристика галлов Цезарем как автохтонного этноса также приводило к мысли о прославлении галлов как предков французов. Появляются работы, посвященные апологетике галлов и шире – кельтов. Максимального интереса проблема этногенеза французов в контексте с историей галлов достигает в середине XVI века, о чем свидетельствует появление в свет работ Г. Постеля, Р. Сено, и даже П. Рамуса>23. Галлофильство Постеля отчетливо проявилось при рассмотрении именно проблемы этногенеза галлов, он подчеркивал глубокую древность этого народа: «кельтский или галльский народ» носит «священное и очень древнее имя галлов». Автор настаивал на особой избранности галлов (тем более их королей)>24. Не менее важным оказался труд «Эпитома галльских древностей во Франции» французского полководца и писателя Гийома дю Белле (1491–1543), о котором высоко отзывался даже Боден>25. К сожалению, автор активно и некритически использовал все легендарные мотивы, чем и вызвал позднейшие нарекания. Завершается разработка этой темы появлением «Франкогаллии» Ф. Отмана (1573).
Показательно, что уже на этом этапе Троянский миф квалифицируется именно как миф, и взамен его при рассмотрении проблем этногенеза и французской государственности предлагается обратиться либо к германским корням французской нации – к истории франков, либо к кельтским корням, – к истории галлов. Таким образом, историография отчетливо отметает миф о троянском происхождении франков (и французов) и переходит к германистской точке зрения, а затем и к прогалльской. Именно эта линия становится до определенного времени ведущей в историографии, поскольку настаивала на наиболее древнем происхождении автохтонного для Франции этноса>26.
Особое место в истории самоидентификации французов в связи с культурно-историческими мифами в XVI веке занимает творчество величайшего из французских поэтов Ренессанса П. Ронсара, который дает в художественных произведениях, и, прежде всего, во «Франсиаде» как особую версию этногенеза французов, а также провозглашает идею раннего осознания французами себя как особого народа. Авторитет Ронсара стоял настолько высоко, поэт был так читаем и почитаем, что его взгляд на эти сюжеты (не говоря уже об открыто прокламируемых им целях – достигнуть величия французского народа («как римлянин и грек великим стал француз»)) непременно должен был приобрести популярность и оказать влияние на массовые представления о месте французов в истории. При этом из сферы исторической проблема этногенеза и культурного героя, тем более, самоидентификации французского народа вновь возвращается к литературе и мифу.
