Илзе хотела, чтобы мы все пошли куда-нибудь пообедать, но Лин договорилась с кем-то встретиться в публичной библиотеке до ее закрытия, и я сказал, что не чувствую в себе достаточно сил для того, чтобы куда-то идти; подумал, что лучше прочитать несколько глав последнего романа Джона Сэндфорда, а потом лечь спать. Девочки поцеловали меня – мы снова стали друзьями, – а потом ушли.
Через две минуты Илзе вернулась.
– Я сказала Линни, что забыла ключи.
– Как я понимаю, ты их не забывала.
– Нет. Папа, ты смог бы причинить маме боль? Я про сейчас. Сознательно?
Я покачал головой, но такой ответ ее не удовлетворил. Я понял это по тому, как она стояла, пристально всматриваясь мне в глаза.
– Нет. Никогда. Я бы…
– Что, папа?
– Я собирался сказать, что скорее отрубил бы себе руку, но тут же понял, что неудачно подобрал слова. Я бы никогда этого не сделал, Илли. Будь уверена.
– Тогда почему она боится тебя?
– Я думаю… потому что я – калека.
Она подскочила ко мне, прижалась так, что чуть не свалила меня на диван.
– Папа, пожалуйста, извини. Просто все это так ужасно.
Я погладил ее по волосам.
– Я знаю, но только помни… хуже уже не будет. – Правды в моих словах не было, но я надеялся: если соблюдать осторожность, Илзе никогда не узнает, что я ей лгал.
С подъездной дорожки донесся автомобильный гудок.
– Иди. – Я поцеловал ее мокрую щеку. – Твоя сестра торопится.
Она наморщила нос.
– Как будто бывает по-другому! Надеюсь, ты не злоупотребляешь болеутоляющими?
– Нет.
– Позвони, если я тебе понадоблюсь, папа. Я прилечу на следующем же самолете.
Она бы прилетела. Поэтому звонить я не собирался.
– Само собой. – Я поцеловал ее в другую щеку. – Этот поцелуй передай сестре.
Илзе кивнула и ушла. Я сел на диван, закрыл глаза. За ними били башенные часы, били и били.
Моим следующим гостем в Casa Phalen[14] стал доктор Кеймен, психолог, который дал мне Ребу. Я его не приглашал. Он появился у меня исключительно благодаря заботам Кэти, повелительницы лечебной физкультуры.
Хотя Кеймену едва ли было больше сорока, ходил он, как человек, куда более пожилой, и тяжело дышал, даже когда сидел, глядя на мир поверх огромной груши живота сквозь толстые стекла очков в роговой оправе. Кеймен был очень высоким и очень-очень черным, а черты его лица, в силу их невероятных размеров, казались нереальными. Эти гигантские выпученные глазные яблоки, этот нос, напоминавший корабельный таран, эти вывороченные губы завораживали. Ксандер Кеймен выглядел, как второсортный божок в костюме из «Дома мужской одежды». И, судя по внешнему виду, умереть ему предстояло от обширного инфаркта или инсульта, и встреча с одним из них ждала его до пятидесятилетия.
