Танцующая на лепестках лотоса | страница 61
Под звонкий стрекот невидимых цикад он следовал за ней вдоль берега реки вверх по течению. Сделав шагов двадцать, она показала ему на лужу, отделенную от русла. Там плавало шесть или семь рыб размером с руку Джаявара. Это были окуни — одна из самых вкусных рыб, каких можно было поймать в окрестностях Ангкора. В луже этой была также большая черепаха с мягким панцирем размером с боевой щит. Джаявар подумал, что оказавшаяся в западне рыба, видимо, не знает, что свобода так близка. Вскоре лужа пересохнет, а когда это случится, окуни будут съедены черепахой, аллигаторами или муравьями.
— Ты должен освободить их.
— Почему?
— Потому что отпускать на свободу — это хорошо.
Он внимательно смотрел на рыбин, которые метались по луже в поисках пути спасения.
— Думаешь, я должен отпустить своих детей? Что я слишком крепко держусь за них?
— Мне очень жаль, любовь моя, но да, ты должен отпустить свое прошлое. Ты должен отпустить самого себя.
— Так ты считаешь, что я в ловушке? Как эти рыбы?
Она вздохнула и прикоснулась к ране на его бедре, которая благодаря ее стараниям быстро заживала.
— Твоя привязанность к прошлому делает более слабой твою связь с настоящим. И в этом смысле ты в ловушке.
— Но мое прошлое определяет меня сегодняшнего.
— А твое настоящее будет определять будущее твоего королевства.
Он отвернулся от нее.
— Ты требуешь от меня невозможного, у меня сердце живое, а не каменное.
— Но, Джаявар, твои люди видят твое отчаяние. Оно отражается на твоем лице. И ты никогда не освободишь свой народ, не отпустишь воспоминания о своих детях, если будешь сеять зерна отчаяния. А ты должен взращивать то, что будет расти, а не увядать.
— Ты сама не знаешь, о чем говоришь! Не знаешь, как велика моя утрата!
— Потому что… потому что я не мать?
— Моя связь с прошлым всегда будет частью меня. И оно будет влиять на меня в большей степени, чем настоящее и будущее. — На руку Джаявара сел комар, и он прибил его ладонью. — Ты слишком давишь на меня, Аджадеви. Ты хочешь, чтобы я отказался от надежды, когда я тянусь к ней, словно это последний глоток воздуха, который я могу сделать в этой жизни. И пока мы не доедем до Ангкора, пока я не узнаю, какова судьба моих детей, я буду держаться за эту надежду. А если мои люди видят мое отчаяние, они также должны видеть, что я остаюсь верным своему долгу даже перед лицом такого горя.
Аджадеви прикусила губу.
— Они ведь и мои дети тоже. У нас с ними разная кровь, но я всегда считала их своими детьми; ты и представить себе не можешь, как мне больно. Но я прячу свою боль, Джаявар. Прячу, потому что должна прятать. Никто не видит моих слез, никто не слышит моих рыданий — только я сама. Поэтому не нужно вести себя так, будто тебе достались все страдания. Я ведь потеряла своих родителей, братьев и сестер и еще… наших детей. Я даже не надеюсь уже когда-нибудь услышать голоса своих сестер — голоса, заставлявшие меня улыбаться, но наверняка умолкшие для меня навсегда из-за того, что я нахожусь с тобой. Я, как и многие другие, тоже страдала, и тем не менее все мы живем дальше и движемся вперед. И не потому, что мы так хотим, — мы должны это делать.