Рассматривая океан с островами, я, тем не менее, не забывала, что нужно пристегнуть страховочный ремень на моём поясе. Ремень закреплялся на поручнях лестницы — особых вторых перилах — и скользил по ним, так что при необходимости можно было, повиснув на этих импровизированных качелях, сигануть вниз, словно с горы… Непросто было только затормозить, пользуясь довольно сложной верёвочной системой. Это было самым увлекательным во время тренировок — кататься с пожарных лестниц! После первых же занятий руки у нас с Региной стёрлись до крови, потом зажили, но на всю жизнь остались бугры на ладонях под указательным пальцем, и по этим мозолям можно было безошибочно найти нас с Региной — особу королевской крови и меня — среди всех прочих выпускниц колледжа. Впрочем, об этих мозолях знала лишь служба безопасности. А точней, ещё один человек…
Внезапно меня пригвоздил к лестнице страх. Вертолёт, который всё время гудел где-то на крыше, висел прямо надо мной: я увидела лицо водителя в открытом окне кабины и белые фигуры в других окошках.
Появление вертолёта решило все проблемы — «сигать» было нельзя, это сразу вызвало бы подозрение. Оставалось только медленно спускаться, переставляя ноги в рабочих башмаках, как положено горничной отеля, под которую я и маскировалась в своём чёрном форменном халате…
Я спускалась, пригнув голову в капюшоне, но косилась на вертолёт, не спуская глаз с окошка, где темнела голова водителя. И вдруг… У меня никогда не было галлюцинаций, но мне показалось, что голова исчезла… А ещё через какую-то секунду мотор заглох и в наступившей тишине вертолёт перевернулся. Он перевернулся ещё раз и, как пустая детская игрушка, камнем стал падать прямо в океан.
Я могла дать гарантию, что в вертолёте никого не было. Но зловещая чёрная голова лётчика, напряжённо глядевшего в океан и, как показалось мне, на меня секунду назад, когда вертолёт заслонил собой небо, — эта страшная голова отпечаталась в памяти навсегда. Даже черты лица были хорошо различимы… и сидели в памяти так отчётливо, что казались знакомыми, виденными уже когда-то.
Это теперь, покачиваясь на волнах бесконечно древнего — гораздо более древнего в сравнении с моей конкретной личностью и телесной оболочкой — моря, я могу испытывать это «чувство уже виденного» вполне оправданно… Даже потом, сидя в баре у телевизора и увидев того самого лётчика в программе новостей, я могла сказать, что вижу его не впервые, но вспомнить его лицо, переставляя ногу вниз, на следующую ступень пожарной лестницы, я решительно не могла. Вернее, не понимала тогда, отчего такое возможно…
