— Нет, я, конечно, рад, — сказал он в образе Виталия. — Только… Понимаешь, сюда мама иногда заходит. Прибрать там, сготовить что-нибудь, белье взять в стирку.
— Ну и что? — Она не понимала. — Пусть себе приходит. Ты знаешь, я не очень люблю заниматься хозяйством, но охотно помогу твоей маме. Почему-то для тебя мне это не в тягость.
— Зачем? Мама привыкла сама меня обслуживать.
Как бы поделикатнее объяснить ей, что мама вообще не должна ее здесь видеть, как не видела до сих пор ни одной его женщины?
— Ладно, — решил он снисходительно. — Устраивайся. Что-нибудь придумаем.
Он ведь сидит у магазина на ящиках. Теплые ящики.
Мишу ждет, к почте идти. Вместе, потому что опасно. Чтобы не было какой беды. Она уехала на почту рано утром, до катастрофы. Она, может быть, и сейчас там. Начальник патруля ничего просто не знал. Прислонилась к стенке и грезит, грезит весь день, а стенка теплая-теплая… Некому ведь оторвать ее от стенки. Вылить на голову холодной воды, все и пройдет. Он ждет Мишу.
Непонятным образом он опять оказался там, где Павел Сергеевич никогда не бывал. Зато Виталию Петровичу эта отделанная белым кафелем комната хорошо знакома.
В белом халате и в докторской шапочке он сидел за лабораторным столом перед большим микроскопом. Она стояла рядом.
— Ты должен вмешаться! — волновалась она. — Больше некому!
— Что я могу сделать? — Он чуть передвинул предметное стекло.
— Очень многое! Пойми, хотя бы с Бельским поговорить!
— Да, конечно. Я мог бы поговорить. В иной ситуации. Ты забываешь, что о наших с тобой отношениях благодаря твоему старанию известно всему институту. Я ведь тебя предостерегал.
— Виталий, что ты говоришь! Пойми, они хотят закрывать тему! Под предлогом, что мы ошиблись и приняли полученный результат за окончательный. Со мной они не разговаривают.
— В этой ситуации и со мной не станут.
— Но почему?
— Я тебе, кажется, неоднократно объяснял — не надо было афишировать наши отношения.
— Кто же их афишировал? Просто всё постепенно. Все узнали…
— Слишком много узнали. Даже о том, что ты ко мне переехала, усмехнулся он. — Не вижу в этом ничего плохого. Мы свободные люди — зачем прятаться?
— Я всегда говорил, что на всякий случай нужна осторожность. Я был прав. Что теперь скажет мне Бельский, если я приду к нему и попрошу выступить в твою защиту? Не знаешь? А я знаю. А, скажет он, любовницу свою выручаешь. Естественно.
Она побледнела и сжалась, как от удара.
— Я не могу влезать в сомнительные истории, — продолжал он. — Мне предлагают оформляться на Австралию. На три года. Ты же умная женщина, неужели не можешь понять? Мне сейчас особенно важно, чтобы было чисто. Не могу я рисковать.
