Я обнял ее сзади и начал целовать шею, которая после каждого поцелуя покрывалась красными пятнами, обхватил ее руками и начал бороться с ней за право на грудь.
— НЕТ, НЕТ… — но мои руки уже полностью овладели ее грудями, пальцы ласкали соски, то раздвигая груди, то собирая их в один кулак. Там было чем поиграть!
— О-о-ох… — ноги ее подкосились, и мне пришлось поддержать ее. С силой всунув колено между ее ног, я почти посадил ее. Голова Элен запрокинулась, и она попыталась вырваться, но после того, как я ее сильно сдавил, попытка прекратилась.
— Отпустите меня сударь, сжальтесь… — но я начал по очереди целовать ее ушки, покусывая и пуская слюну в ушные раковины и натирая ее на своей ноге.
— Иди к стене, — внезапно жестко приказал ей я, но она или не поняла меня, или снова решила проявить непокорность. Тогда я сильно пихнул ее по направлению к стене. Пробежав по инерции несколько шагов и стараясь даже сейчас не разжимать колен и не выпускать грудей, она вжалась в стену и повернула голову ко мне.
На ее лице появился внезапный испуг, только сейчас она увидела меня обнаженным. Зрачки ее стали расширяться, конечно, ее поразил вид моего дергающегося члена. В ее культуре было естественным не видеть таких вещей. Так, даже замужние женщины из высших и средних слоев в большинстве своем только ощущали, не присматриваясь. Что и говорить о девице, прожившей всю свою жизнь в строгой религиозной семье пастора!
Стараясь не спугнуть, я тихо подобрался к ней. Она уткнулась щекой в стену и зажмурилась. Прижавшись и вдавив ее в стену, я продолжил поцелуи, оглаживая руками бедра и стараясь залезть в промежность. Наконец, спереди и сзади я взял ее за низ и начал мять, почти поднимая на ладонях. Она задергалась, пытаясь слезть с неожиданно появившейся для нее перекладины, но безуспешно.
— Отпустите меня, милорд, я сделаю для вас все что угодно, то, что вы делаете, постыдно, это позор, она смотрит на нас, пусть хоть отвернется, ОХ, НЕ МОГУ! — она забилась у меня в руках, и я еле удержал ее. (Молоденькая девушка в ступоре стояла у другой стены, прижав руки к вороту, рот ее был широко раскрыт, она была белой как мел.)
После этой попытки освобождения, она сникла в моих руках и стала безропотной. Впервые ее мышцы несколько расслабились, и, прижавшись щекой к стене, она косилась на меня своим влажным глазом, как лань, ожидая неизбежного продолжения «процедуры». Я отпустил ее и начал целовать спину, бедра, ягодицы, любовно действуя языком и зубами.
